Под небом Аргентины - [43]

Да, работа была тяжелой. Вереницы бочек двигались безостановочно, каждая подкатывалась к определенному месту на берегу, где уже стояло много таких бочек, гото-вых к погрузке. Отставать было нельзя, потому что каждая следующая бочка катилась по пятам. Надсмотрщики зорко следили за каждым движением рабочих, непрерывно подгоняя их криками. Грузчики бегом возвращались в склад, соблюдая тот же порядок, — надсмотрщик записывал малейшее нарушение, и на следующий день рабочий увольнялся. А это означало новые недели и месяцы безработицы.

Через час Трако уже едва держался на ногах.

— Потерпи, Трако, — уговаривал его Наско, — трудно будет только первые два дня, потом свыкнешься.

— Не могу, браток. Если бы не ты, меня бы уже прогнали.

Трако мрачно посмотрел вокруг и вздохнул:

— Хоть бы тряпку какую или бумагу, руки обернуть. Легче будет толкать.

Тяжелая бочка упрямо сопротивлялась натиску людей. Она нехотя поворачивалась, дробя в порошок кокосовый шлак, покрывавший дорогу. Тонкие, острые, как иглы, кусочки шлака впивались в деревянные бока бочки и до крови раздирали ладони, причиняя невыносимую боль.

— Больше не могу! — выдохнул в бессильной ярости Трако.

— Держись, брат, нельзя отставать. Если бросишь, то и меня выгонят.

Трако распрямил спину.

— Ты только посмотри на этого хозяйского ублюдка, — рассердился он, увидев, как Видю медленно, без малейшей спешки вынимает аппарат из бочки и еще медленнее его рассматривает. — И тут он устроился лучше нас!

— Ну же, Трако, наши мучения временные.

— Временные! — почти прорыдал Трако. — А если я не могу? Посмотри! — Он поднес к лицу товарища окровавленные ладони. — У тебя мозоли, с ними легче…

— Если бы тебе пришлось работать на нефтяных скважинах, мозоли выскочили бы у тебя даже на языке. А ты шатался с цирком и жил в свое удовольствие.

— Я готов не то что цирковым клоуном, а карманщиком стать, но здесь не могу!

Наско сжал кулаки.

— Не скули! Привлекаешь внимание этих церберов в белых халатах. Я сам буду толкать, ты только придерживай бочку, чтобы ровно шла. Есть и поменьше бочки.

— Да, но те толкает один человек.

В эту минуту к ним приблизился англичанин и некоторое время с усмешкой наблюдал за ними. Сначала его забавляли гримасы, пробегавшие по лицу маленького человечка при каждом толчке, но вскоре это зрелище ему надоело, и он флегматично сказал ему, коверкая испанский:

— Ты не можешь работай, а твой товарищ не справится.

Он выжидающе взглянул на них, надеясь, что его будут упрашивать, унижаться: уволенные рабочие, случалось, доходили до слез, и эти сцены обычно приятно щекотали его самолюбие. Но Трако спокойно и холодно смотрел на него, и на бледном, измазанном кровью лице даже появилась презрительная улыбка. "Я только того и жду, чтобы меня прогнали!" — говорил он всем своим видом.

— Я могу работать, — глухо произнес Наско.

Он просительно смотрел на капатаса, и губы у него дрожали.

— Сказал, нельзя, — отрезал англичанин, раздраженный презрительной усмешкой Трако, и отошел. Потом оглянулся и добавил:

— Если хотите, можете работай до вечера.

Трако вопросительно взглянул на товарища.

— За дело! — приказал Наско. — Завтра подлечишь свои лапки. А может быть, лечение продлится, пока не слопаем весь "капитал".

Наско и Трако сипели в углу кабачка и пили граппу в ожидании Видю. Трако то и дело макал палец в свою стопку, смачивая водкой израненные ладони. Лицо его кривилось от боли, на лбу выступили крупные капли пота.

— Ох и сильна, подлая! Жжет, как спирт.

— Так это ж и есть спирт, — засмеялся Наско.

На пороге появился Видю и оглядел зал. Его разгневанное лицо испугало даже хорошо знавшего его Трако. Он ступал как деревянный и выглядел так, словно проглотил что-то мерзкое. Его провожали удивленными взглядами.

— Что случилось, Видю? — окликнул Наско.

— Сначала дай ключ, переоденусь.

— Зачем?

Видю разъярился:

— Дай ключ, дурак! Нос у тебя заложило, что ли, не чувствуешь, как благоухаю! — и протянул дрожащую руку.

Наско молча дал ему ключ.

Через несколько минут Видю вернулся, тяжело опустился на скамью и вылил в горло стопку Наско. Помотал головой, проглотил граппу Трако и заказал еще. Потом вздохнул и заговорил свойственным ему насмешливым тоном:

— В роли эксперта по жиру я чувствовал себя по-царски. Неплохо звучит — экс-перт! Но вел себя, как последний идиот. Впервые в жизни работал старательно и быстро все закончил. Такая должность, оказывается, существует только пока идет погрузка парохода. Однако мой англичанин позаботился, и мне дали другую работу — поставили спускать лифтом вагонетки с полурастопленным жиром. Вонь, братишки, ужасающая. Люди работают в густом тумане вонючих паров. В этом цехе промывают желудки и кишки и вытапливают жир. Через огромные отверстия прямо на пол ссыпают кучами обрезки с салом, а то просто неразделанные забракованные туши. В огромных котлах день и ночь топится жир, клокоча и испуская мерзкую вонь. От нее не спасут и противогазы. Тьфу!

Видю громко сплюнул и осушил еще одну стопку граппы.

— Но это не все. Вагонетки с полуохлажденным жиром я подталкивал к лифту. Какого дьявола им нужен этот жир на первом этаже, не понял. Если бы не вонь, скажу вам, эта работа не так уж плоха: впрягаешься в вагонетку и тянешь — остается только, чтобы кто-нибудь крикнул: "Нн-оо-о, лошадка!" Но когда я вывез последнюю вагонетку, со мной стряслась самая неприятная в моей жизни история: лифт остановился выше, чем надо, вагонетка качнулась, незастывший жир выплеснулся и залил мне всю спину. Гадость! До сих пор с души воротит.