Под крыльями — ночь - [84]

— Где командир полка?

— Командир полка на боевом задании.

— Кто ему позволил? Как он мог без разрешения оставить полк?

Когда я вернулся из полета, начальник штаба доложил:

— Был генерал Юханов, вас спрашивал. Велел завтра быть у него в 10.00.

В назначенный срок я был у Юханова.

Представительный командир. Солидная, внушительная внешность, прекрасная военная выправка, одет изящно. Лицо моложавое, красивое, выражение лица несколько холодное. Тон разговора — строго официальный.

Это был командир, у которого можно было многому поучиться. Но, к сожалению, его строгости, совершенно необходимой в армейских условиях, особенно в военной обстановке, порой недоставало малой толики уважения к личности подчиненных.

— По вашему приказанию майор Швец явился, — доложил я.

— Вы кто? Командир полка или рядовой летчик? Почему без моего разрешения ушли на боевое задание?

И началась, согласно бытовавшему шутливому выражению, «мораль с продолжением». Может быть, он говорил и что-то дельное, полезное, но тон его сразу парализовал меня; он говорил, а я стоял, слушал и ничего не соображал и чувствовал себя как напроказивший школьник. Ничего полезного для меня этот монолог не дал.

Тут же находился генерал С. Федоров — заместитель командира корпуса по политической части. Когда Юханов произнес: «Можете быть свободны», — Федоров повел меня к себе, пригласил сесть. Я этого человека от души уважал и чувствовал себя с ним более свободно. Началась непринужденная беседа. Он подробно расспрашивал, как я вхожу в новую роль, ознакомился ли с полком, что знаю о нем.

— Первое, что я заметил, товарищ генерал, это то, что полк работает не на полную мощность. Выезжают пока на «стариках». Многие экипажи не имеют ни одного боевого вылета. Во-вторых, должен сознаться, что в полку всё происходит без моего ведома, всё идет мимо меня и не совсем так, как мне бы хотелось.

И я рассказал всё, что думал, что наболело у меня на душе, поделился своими планами и намерениями.

— Ну так вот, — подвел итог беседы генерал Федоров, — у вас неплохие задатки организатора, мы это определили по вашей работе в эскадрилье и поэтому рекомендовали вас на должность командира полка. Полк имеет богатые резервы. Нужно поработать, нужна крепкая рука. Больше уверенности в себе. Действуйте, опираясь на коммунистов, а мы вас поддержим.

И я начал действовать.

Стояла нелетная погода. Полк продолжал устраиваться на новом месте. Выбрав подходящее время, я решил созвать совещание руководящего состава полка. Собирались неохотно. Некоторые пришли с большим опозданием. За другими пришлось посылать вторично. Наконец все в сборе. Ждут, что будет дальше, — одни с любопытством, другие с недоумением, третьи с недовольством — оторвали от работы.

— Я собрал вас, товарищи, — сказал я, преодолев волнение, — чтобы выяснить один очень важный для меня вопрос: кем я здесь, по вашему мнению, являюсь — командиром полка или бедным родственником на богатой свадьбе?

Пауза. Присутствующие удивленно переглянулись. Кто-то иронически хмыкнул.

Так вот, — продолжал я, — поскольку я сюда назначен и намерен командовать полком, все свои действия вы должны согласовывать со мной. В любой момент дня и ночи я должен знать, кто из вас где находится, чем занимается. А поэтому на первое время прошу ежедневно по утрам информировать меня о состоянии вверенной каждому из вас службы. Ясно?

— Я должен каждый день в дивизию докладывать. Так всегда было, — подал голос инженер полка Мизин.

— Ну, тогда, если на вас не действует моя просьба, я требую! — повысил я тон. — И не рекомендую доводить до «я приказываю».

Так примерно прошло первое проведенное мною совещание. Я понимал: прошло оно не наилучшим образом.

Возможно, я взял слишком круто, не следовало поддаваться чувству раздражения и обиды, но… так получилось.

Начинать надо было с летного состава. Почему половина экипажей бездействует? Кто сдерживает их и зачем? Люди хотят летать, выражают недовольство бездельем и вместе с тем занимаются чем угодно, только не боевой работой.

Планировался как-то полет на боевое задание. Экипажи были уже на аэродроме. Я задержался в штабе. По пути решил зайти в помещение, где находился летный состав. Мне нужен был в помощники один свободный от полетов летчик.

Открываю дверь и застаю такую картину. Помещение тускло освещено. Несколько человек лежат на койках в одежде. За столом сидят трое летчиков. Кто-то стоит ко мне спиной, узнаю в нем полкового врача Гаврилова, шутника и затейника. В руках у Гаврилова кастрюля с картошкой. Один из сидящих вдали, увидев меня, хотел было подняться, — я сделал ему знак: мол, тихо, не надо.

Гаврилов, высыпав картошку из кастрюли на стол, начинает копировать Чапаева:

— Один полк расположен вот здесь, — кладет пару картофелин перед летчиком. — Другой здесь, — кладет перед другим, — третий здесь. Где должен быть командир? — Он держит в руках большую картофелину с головкой, как в кинофильме, и кладет ее перед собой. — Конечно, вот здесь.

— Ну, а теперь разрешите мне, — сказал я, подходя к столу.

Все встали. Прошу их сесть и продолжаю:

— Слушайте мой вариант. Половина летного состава находится вот здесь, на аэродроме, собирается на боевое задание. — Кладу картофелину. — Другая половина — здесь, в помещении. Где должен быть врач полка? Отвечайте, товарищ Гаврилов.