Под крыльями — ночь - [82]
Прощальное дружеское чаепитие запомнилось на всю жизнь. Мечты наши сбылись. Врага добили в его собственной фашистской берлоге и дожили до Победы.
Принимаю полк
Тяжело было расставаться со своим боевым экипажем, с родной эскадрильей. Новое назначение ломало сложившийся уклад всей моей фронтовой жизни. Сложные и многотрудные обязанности командира полка лишат меня возможности систематически совершать боевые вылеты. А я хочу летать!
Казалось, новое положение освобождает от систематических боевых полетов, дает возможность меньше подвергаться риску быть сбитым. Так ли это? Нет. Большие перерывы в полетах сказываются прежде всего на мастерстве самого полета, а в боевой обстановке, кроме всего прочего, сразу чувствуется отставание от тех новшеств, которые может применить противник в системе и обороны, и нападения. Ведь каждый полет дает какую-то новую информацию, и только тот в курсе всех событий, кто летает без перерывов.
Помню, после отпуска летом 43-го мы вылетели на боевое задание в глубокий тыл противника. По маршруту у одного, казалось бы, незначительного пункта рядом с нашим самолетом, но чуть выше разорвались залпом три снаряда. Чуть выше — это, видимо, и спасло нас от поражения. Для меня это было так внезапно, что я чуть не выпустил из рук штурвал. Оказалось, немцы начали применять средства радиолокации. Не я первым подвергался такому обстрелу. Некоторые были даже сбиты. И только когда была установлена причина, были выработаны средства противодействия. Нам на борт давали пакеты станиолевых полосок. В предполагаемых опасных местах мы пучками выбрасывали эти полоски за борт. Этим самым мы создавали на экранах радиолокаторов противника значительные помехи и таким образом ограждали себя от прямого попадания. Летишь, бывало, и пучками бросаешь за борт эти полоски, и создается такое впечатление, будто ты от глаз противника скрылся в облаках.
Сначала это как будто помогало, но техника противника совершенствовалась, полоски переставали действовать, радиолокаторы противник перенес на истребители, и всё это приходилось обнаруживать, познавать и изучать только на личном опыте, только в полете.
Так или иначе, перерывы в полете отрицательно сказывались на тех, кто редко летал. Им больше всего и доставалось. Таких нередко сбивали. Летать с перерывами — уж лучше и не летать.
Летчик не может долго оставаться без воздуха, без полетов: тоска по небу иссушит его. Настоящий летчик, если ему уже нельзя летать по состоянию здоровья, — удалится подальше и будет тосковать — по авиации — в одиночестве. Но тот, кто продолжает служить в авиации, пригоден к летной работе, но не летает «по служебным обстоятельствам», — тот и не был летчиком. Настоящий летчик, какую бы должность он ни занимал, всегда остается летчиком. Примеров тому немало. Летал наш командующий к месту нашей деятельности по переднему краю обороны противника, водил «девятки» на самые ответственные цели генерал Новодранов. Ходил на боевые задания прославленный летчик Водопьянов, добился своего и тоже непосредственно выполнял боевые задания наш комиссар А. Я. Соломко и многие другие.
Буду летать и я.
Чувствуешь, что каждый вылет чем-то обогащает тебя, добавляет какую-то крупицу к твоему мастерству. Помню, например, как, возвращаясь с задания, уходил от звена немецких истребителей МЕ-109. Впереди показался широкий овраг. Я нырнул в него и полетел на бреющем над зеленой луговой травой, повторяя все его изгибы. Впереди — чуть заметная возвышенность. Надо бы набрать высоту заблаговременно, однако не тороплюсь: как бы не обнаружить себя. Но горка оказалась довольно высокой, а я немного не рассчитал.
Надо прибавить газ. Еще! Удастся ли перевалить через вершину? Малейшая ошибка — и врежемся в лесистую возвышенность. Справа небольшая седловина, и я доворачиваю самолет туда. Оголенное от леса место. Нет, это бетонный дот! Видны стволы пушек. У дота немцы, я прошел буквально над самыми их головами. Они даже присели.
В такие минуты экипаж, конечно, находится в предельном напряжении, но главная психологическая нагрузка выпадает на долю летчика.
Если ты летчик по призванию, ничто не заменит тебе авиацию. Испытываешь неуемное стремление летать, постоянно совершенствоваться в своем искусстве. Привыкаешь встречать опасность с открытыми глазами. Летаешь и днем и ночью, на разных высотах и режимах, в грозу и дождь, в пургу и ненастье. Недаром многие боевые летчики потом стали заслуженными летчиками-испытателями.
Итак, мне сообщили из штаба дивизии, что я уже числюсь командиром 2-го гвардейского авиационного полка, бывшего 420-го, воевавшего в июле 1941 года под командованием полковника Новодранова, затем переименованного в январе 1942 года в 748-й. Командиром того полка, в котором меня постигло столько неудач в начале воины. Полка, в котором я с большим трудом добился права стать рядовым летчиком. Служа в нем, я сделал 170 боевых вылетов…
Бывший командир полка полковник Балашов, которому присвоено звание генерала, принимает дивизию у полковника Лебедева, а я, стало быть, иду на место Балашова.
15 декабря утром я отправляюсь принимать полк.
