Под крылом - океан - [25]

Шрифт
Интервал

Но всерьез никто, пожалуй, не принимал беспокойства Игнатьева. За столом шел матч престижа между штурманской группой и «кормой». Экипажа хватало на команду в домино, но второй летчик отказался играть, и таким образом пилотский дуэт распался. «Корму» представляли два прапорщика. Их кабины находились в хвосте самолета, где летали «со свистом задом наперед». Но в домино они явно одолевали впередсмотрящих. Свободная пара стояла за спинами игроков и терпеливо ждала своей очереди.

— Бокс! — с подъемом подавал команду мешать костяшки веселый, разбитной прапорщик Махалов. — Левой, левой, энергичней!

Капитану Иванюку — штурману-навигатору такое отступление от субординации было явно не по душе. Но что поделаешь — игра! Хоть и не очень спортивная и не включена в олимпийскую программу, но все же игра миллионов. Костя Иванюк делал вид, что не замечает торжества Махалова, и допускал тактическую ошибку: приземистому, могучему в плечах штурману достаточно было лишь взглянуть в сторону стрелка, чтобы прервать его на полуслове. Твердым взглядом отличался Иванюк: зрачки наполовину уходили под веки, и смотрел он всегда будто из-под бровей, с какой-то, казалось, необъяснимой холодной жестокостью. Однако на самом деле за всю свою жизнь Костя и мухи не обидел. А рыжий Махалов был легок и проворен, как челнок. Поговаривали, что, прежде чем выйти из дому, он справлялся на метеостанции о направлении и скорости ветра: в сильный — не рисковал отправляться на аэродром своим ходом: или унесет в обратную сторону, или пронесет мимо. Оно и по нему видно — только и умеет смеяться да быстро бегать. От смеха вон даже глаза стали раскосыми, как у зайца. А что быстро бегает — это хорошо, такой человек в экипаже просто незаменим.

Капитан Иванюк, помешивая костяшки с демонстративным безразличием, все внимание, казалось, сосредоточил на озабоченном лице командира. Заметил, стараясь попасть ему в тон:

— Что еще интересно, Александр Иванович: они приходят и уходят, а мы остаемся. Но сейчас у нас командир — голова, с «верхним» образованием.

— Не надо быть отличным командиром полка — будь ты хорошим председателем колхоза. Ничего больше не надо! — Игнатьев отошел от окна, повернулся к своим орлам, и сразу пропало впечатление его тщедушности. Другой человек перед ними: сильный, мужественный, решительный. Не сразу и поймешь, что такая перемена — от непропорционально большого, с крупными чертами лица. В молодости Александр Иванович походил, наверное, на античного воина: высокий, поджатый с висков лоб, выступающий вперед подбородок. Но самым выразительным был крутой излом бровей, почти вертикально сходившихся к переносице.

Пожалуй, из всего экипажа только один капитан Хрусталев, второй пилот, или, точнее, правый летчик, рвался сейчас в небо. Да, он хотел лететь, очень хотел! И именно потому, что Александр Иванович локтем бы сейчас открестился от этого полета. Да, снег, в небе сложно, но это как раз и надо. Ох, многое лежало между капитаном Хрусталевым и майором Игнатьевым! Как, кстати, и этот полет, но только бы он не сорвался.

Хрусталев будто и не слушал лихих выпадов своего командира; прислонившись к стене, ближе к тусклой лампочке, с видимой заинтересованностью читал газету. Бывают же баловни природы: рослый, здоровый, с крутыми плечами. Не то что штурвал, шею быку свернуть может. Ко всему еще и красив. Проступали в его лице гуцульские черты — от матери: темные сросшиеся брови, а глаза неожиданно голубые, румяное лицо, чуб под фуражкой не умещается.

Весь вид Андрея выражал прочную незыблемость в жизни. Такие нравятся женщинам. Слышали в полку, будто влюбилась в него какая-то красавица, когда служил он в другой части, и якобы из-за нее перевелся сюда, но точно никто ничего не знал.

Перешел из командиров кораблей в правые летчики — кажется, и ухом не повел, вроде не его это дело выбирать себе должности. А пожертвовал он многим: легче спуститься с командира эскадрильи до отрядного или даже до командира корабля, чем с командира корабля до правого летчика. Хоть и сидят «правак» с командиром в одной кабине — кресла с правого и левого бортов самолета, хоть и разделяет их узенький проход, но разница между ними большая. У каждого из них свой штурвал, своя приборная доска, но царь и бог в самолете — левый летчик, командир. Он и взлетает, и садится, а «правак» в это время на подхвате: убрать-выпустить шасси, закрылки, да и то лишь о разрешения командира. Что дозволено Юпитеру — не дозволено быку…

Правое сиденье хорошо только в двух случаях: лейтенанту из училища — освоиться в небе, пожилому пилоту — дотянуть до пенсии. А для способного летчика легче в могилу лечь, чем пересесть на правое сиденье.

И, зная все это, Андрей пересел. Стиснул зубы, но не стал колебаться. Крепкий летчик, с характером…

В каптерку, не стряхивая с себя снег, вошел старший техник самолета:

— Товарищ майор, самолет заправлен, все готово. Доложил и тут же вышел: на улице дышалось легче, слишком накурено было в каптерке.

— Так что, полетим, Андрюха? — особую значительность вложил Игнатьев в вопрос Хрусталеву. Как будто «правый» принимал окончательное решение на вылет.


Еще от автора Виктор Николаевич Лесков
Серебряные стрелы

Виктор Лесков — военный летчик, капитан авиации Военно-Морского Флота. Служит на Дальнем Востоке.Любовь к литературе, к творчеству привела его в Литературный институт им. М. Горького, который Виктор Лесков закончил без отрыва от службы. В 1975 году в журнале «Октябрь» напечатан его первый рассказ. За повесть «С высоты полета», опубликованную в журнале «Знамя», В. Лесков удостоен диплома Всесоюзного литературного конкурса им. Н. Островского «Корчагинцы 70-х».«Серебряные стрелы» — первая книга молодого писателя.


Рекомендуем почитать
Повесть о таежном следопыте

Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.


Турухтанные острова

Повести известного ленинградского прозаика посвящены жизни ученых, сложным проблемам взаимоотношений в научных коллективах, неординарным характерам. Автор многие годы работал в научном учреждении, этим и обусловлены глубокое знание жизненного материала и достоверность произведений этой книги.


Очень хочется жить. Рассудите нас, люди

В повести «Очень хочется жить» воспеваются красота и мужество советского человека, солдата и офицера в первые годы минувшей войны.Роман «Рассудите нас, люди» посвящен молодым людям наших дней, их жизни, борьбе, спорам, любви, исканиям, надеждам и творчеству.


Дом на берегу: очерки

В книгу известного советского писателя Виля Липатова включены очерки, написанные в последние годы его жизни. Среди героев книги — московские рабочие, ленинградские корабелы, автомобилестроители Тольятти, обские речники, колхозники Нечерноземья, сотрудники милиции, деятели культуры. Все они обычные люди, но писатель подмечает в их жизни и труде характерные черты, делающие их яркими индивидуальностями. По-своему оригинальны и отрицательные персонажи: остро осуждая их, автор показывает неизбежное торжество справедливости.Содержание:Поправка к прогнозуТочка опорыНаших душ золотые россыпиДва рубля десять копеек… Самолетный кочегарДом на берегуПятаки гербами вверхПисьма из ТольяттиКорабелЛес равнодушных не любитКарьераКогда деревья не умираютТечет река ВолгаСтепанов и СтепановыТот самый Тимофей Зоткин? Тот, тот…Шофер таксиОбской капитанЖизнь прожить…Закройщик из КалугиСержант милицииСтарший автоинспектор01! 01! 01!Разговорчивый человекГегемонЧто можно Кузенкову?ДеньгиБрезентовая сумкаВоротаВсе мы, все — незаменимые .


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.