Под кожей — только я - [8]

Лука огляделся: один из амбалов, притулившийся у груды ящиков, прикрыл глаза, хотя по-прежнему сжимал в руках автомат. Другой тихо переговаривался о чем-то с Ибрагимом. Еще один караулил у причала. До темного прямоугольника дверного проема, в котором виднелся кусочек звездного неба, было всего с десяток шагов.

— Сматываемся. Прямо сейчас. Другого шанса не будет.

— А деньги?

— Забудь. Даже если полиция не заметет, эти макаки с автоматами уложат лишних свидетелей, как только мы перетаскаем все ящики. Если не улизнем сейчас, зуб даю, на рассвете мы станем кормом для рыб.

Снаружи послышались вой полицейских сирен и отрывистые крики. Затрещали выстрелы. Лука выключил фонарь и, схватив Флика за руку, бросился в дальний, погруженный в кромешную тьму угол склада. Его лицо пылало, по венам растекались волны восхитительного жара. Опасность как будто удесятирила его силы, необычайно обострила все чувства.

Лука знал, что некоторые старые склады в Шпайхере размером с целый квартал. Они с Фликом петляли в узком лабиринте между коробками и тюками, как мыши в амбарных застенках. Звуки перестрелки, исход которой был предрешен, быстро стихли. Лука задержал дыхание. Ему казалось, что гулкие удары сердца разносятся под сводами, как удары отбойного молотка. В темноте блеснули белки глаз. Лука увидел паренька, который взломал замок. Заметив, как он зажимает рукой рану на бедре, он и сам почувствовал медный привкус во рту и инстинктивно отпрянул. Черт, этот недоумок наверняка оставил кровавый след. И, похоже, уже плыл, теряя сознание.

— Туда. Там выход, — прошептал он.

Проклиная все на свете, Лука закинул руку раненого на плечо и поволок его вглубь склада, пока не уперся в глухую стену. Кирпичная кладка. Никаких шансов на спасение. Парнишка-взломщик отключился, потеряв сознание. Лука проклинал себя за то, что на какой-то краткий миг и вправду поверил, что тот знает, как незамеченными выбраться со склада.

— Что дальше? — отчаянным шепотом спросил Флик.

Лука знал: полицейские еще до рассвета методично обследуют каждый закоулок, каждый метр склада. Так что они заперты в мышеловке. С минуты на минуту их обнаружат и схватят. О том, что будет дальше, Лука старался не думать. В бессильной ярости он сжал зубы и ударил кулаком о стену. Раздался глухой, приглушенный отзвук, как если бы за стеной была пустая ниша. Лука вскочил на ноги и стал лихорадочно обшаривать кирпичную кладку. Безуспешно: ни выступа, ни даже крошечной щели. Внезапно правую руку обожгло, словно он схватился за оголенный провод. Лука отдернул онемевшую ладонь. Большой кусок стены плавно сдвинулся, приоткрыв темный проход. Пахнуло стылым, промозглым воздухом подземелья. Лука подхватил обмякшего взломщика и втащил его в лаз. Флик нырнул следом. Кирпичная кладка бесшумно встала на прежнее место.

Оказавшись по ту сторону, Лука включил фонарик и проморгался. Темный сводчатый потолок почти касался его головы. Вниз уходила крутая лестница с кривыми, обкрошившимися ступенями. Рассудив, что глупо торчать на месте, Лука решил осмотреться. Чем черт не шутит: возможно, удастся отыскать ход, который ведет на поверхность. А нет — отсидятся, пока полицейские не снимут оцепление.

Дав приятелю знак идти следом, он начал спускаться, обшаривая лучом фонарика своды подземелья. Иногда тоннель разветвлялся. Заметив в кирпичной кладке расположенные на уровне глаз серые камни, Лука решил держаться этого пути.

Его чувства обострились до предела. Он слышал, как сочится сквозь стены темная стылая вода, собираясь в тяжелые сонные капли. Как пробирается под сводами затаенное, как вздох умирающего, дуновение воздуха, пропитанного затхлой сыростью.

Спустя некоторое время Лука опустился на колени, чтобы уложить раненого на пол и перевести дух. Сквозь полусомкнутые веки парнишки виднелись закатившиеся белки глаз. Лука слышал его дыхание — сиплое, прерывистое.

— Жив?

— Вроде дышит.

— Слушай: брось-он. Сам-беда — сам-прыгай-вон!

— Так нельзя.

— Почему? — насупился Флик.

У Луки не было внятного ответа. Конечно, Флик прав. Этот парнишка — чужой, никто. Он и так вытянул его из полицейской облавы, а дальше — не его забота, каждый сам за себя. Но что-то удерживало его, не давало отвернуться, уйти. Зажав в зубах фонарик, Лука стянул с головы взломщика грязную балаклаву.

Обычные зеркала, как известно, показывают перевернутое отражение предметов. Инверсию. Поэтому слова кажутся в зеркале написанными задом наперед. Но, слышал Лука, есть особые зеркала, которые показывают предметы такими, каковы они на самом деле. И, заглянув в такое зеркало, человек впервые в жизни видит свое лицо не таким, каким привык видеть его каждое утро в отражении, а как видят его все остальные. И от этого голова идет кругом. Когда луч мертвенного света выхватил из темноты истощенное лицо, Лука едва справился с внезапным приступом дурноты. Он увидел самого себя. Свое лицо. Услышав за спиной шаги Флика, он быстро отвел луч фонарика в сторону, точно его застали за чем-то постыдным.

Нахмурившись, Лука взял парнишку за руку — безвольную, прохладную, почти невесомую, на которой поблескивал широкий магнитный браслет. Скрюченные, сбитые в кровь пальцы с обломанными ногтями. По тыльной стороне ладони вилась татуировка — причудливые переплетения линий, фигур и точек. В тусклом свете фонарика казалось, что линии змеятся, извиваются, облизывая руку, как жадное пламя костра. Лука коснулся сплетения линий и тут же повалился, подкошенный белой, ослепляющей вспышкой боли.