Она на бегу завязывала под остреньким подбородком голубой вылинявший платок.
— Кто? — спросила она.
Миша рассердился. Да что ж это такое, на самом деле? Там, в переулке, допытывались — кто, здесь — кто!
Он потряс калитку:
— Открой!
Девочка прижала лицо к ржавым прутьям калитки и долго разглядывала истерзанного после драки Мишу. У неё были большие светло-голубые глаза. Она осмотрела Мишу с ног до головы и решительно мотнула головой:
— Ни!
Миша оторопел. Вот ещё новости! Он здесь живёт, и папа у него начальник, а тут какая-то девчонка смеет его не впускать! Может, Бронек его не в тот госпиталь привёл? Да нет же, вон и длинный главный корпус, и занавески на окнах, и обгорелый сад, и белый флигелёк под черепицей.
— Открой! — крикнул Миша. — Тут мой папа.
— Ни! — Девочка мотнула головой. — Свидания только по вторникам.
Она повернулась и зашлёпала босыми пятками по двору. Миша растерялся и стал изо всех сил дёргать калитку.
— Открой! Открой! Я здесь живу! Девочка оглянулась, прищурилась и махнула рукой:
— Ни… Я не видела.
Миша сказал:
— Да ведь тут мой папа начальник.
Девочка вдруг погрозила пальцем:
— Ой, ни, у начальников детей нима. Я не видела.
— Как же ты могла видеть, когда мы только вчера прилетели! — И Миша снова начал барабанить в ворота.
Девочка закричала:
— Дядя Корней!
Откуда-то донёсся низкий, глухой голос:
— Чую!
Из-за угла показался сторож госпиталя. Он был уже старый. На его широкой груди блестел старинный, ещё с той войны, георгиевский крест на засаленной полосатой ленточке. Волоча за собой метлу, он подошёл к воротам:
— Что за шум, а драки нет?
— Да вот, — показала девочка на Мишу, — стучат! Прямо ворота хочут поломать.
Дядя Корней расправил толстые усы:
— Кто это тут надумал ворота ломать?
— Мне к папе надо, — сказал Миша, — а она меня не пускает.
— И правильно, сынок. Свидания у нас по вторникам.
— Да какие ж тут свидания! — вскричал Миша. — Мой папа тут начальник — майор Денисьев. Я его сын.
— Сын? — Седые косматые брови дяди Корнея полезли вверх. — А я вроде не примечал у нашего началь…
— Да мы только вчера прилетели из Москвы, — перебил Миша, — а потом я долго спал…
— А!.. — протянул дядя Корней. — Что ж ты сразу не сказал! Из Москвы, стало быть? Заходи, сынок, заходи.
Тяжёлая калитка со скрежетом открылась, и Миша наконец проник во двор.
— Заходи, заходи, — повторял дядя Корней. — Вот оно какая штука! А я и не знал… Стало быть, начальник мне не докладывал…
Миша пошёл наискось через двор. Худенькая девочка, дёргая себя за концы платка, побежала за ним:
— Мальчик! А мальчик!
— Что?
— Мальчик, а вы вправду из Москвы, да?
— А то нет! — хмуро ответил Миша и, не глядя на эту девчонку, зашагал к белому флигельку.
Когда Миша на другой день рано утром вышел на крылечко, его окликнули:
— Мальчик!
Миша оглянулся. Внизу, на щербатой ступеньке, сидела вчерашняя девочка. Она одёрнула на острых коленках старое клетчатое платьишко и тихо сказала:
— А я жду, жду…
— Кого? — спросил Миша. Девочка опустила голову:
— Тебя.
Миша удивился:
— Зачем?
Девочка молчала.
Миша постоял на крылечке, потом спрыгнул наземь и стал рядом с девочкой:
— Постучала бы в ставень, вот сюда, я бы вышел.
Девочка подняла на Мишу глаза и всплеснула руками:
— Ой, да разве ж я посмею?
— А вчера так посмела меня не пускать?
Девочка вскочила и быстро-быстро заговорила:
— Ой, я ж не знала! Кабы я знала, я бы ворота во как распахнула бы! — Она широко развела худенькими руками. — Во как!
Потом она несмело дотронулась до Мишиного плеча:
— Мальчик, а вы правда из Москвы, да?
— Правда!
— А мне не верится…
Миша засмеялся:
— Что ты! Я правда из Москвы. Честное ленинское, если не веришь.
— Ленинское?.. — Девочка медленно повторила это слово, точно вслушиваясь в него. — Ленинское — значит, правда. А какая она, Москва, какая? Правда, там везде золотые крыши, а под землёй золотые комнатки?
«Странная девочка», — подумал Миша и сказал:
— Я что-то не замечал.
— Нет, правда, правда! — упрямо повторила девочка. — Мне в тюрьме одна тётенька рассказывала.
— А ты… была в тюрьме? Разве маленькие бывают в тюрьме? — спросил Миша.
— Бывают, — мотнула девочка головой. — Только я не маленькая, я только с виду маленькая… Тётенька говорила: в Москве под землёй золотые комнатки…
Миша сел на ступеньку рядом с девочкой:
— А как тебя зовут?
— Онуте, — ответила девочка, поджимая, сколько можно было, босые ноги под ступеньку, — а по-русски Аннушка. А когда буду большая, будут звать Она. Я у дяденьки Корнея живу. — Она показала на сторожку у ворот: — Там…
Миша посмотрел на маленькую, в одно оконце, сторожку:
— Значит, он тебе не папа?
— Ни! Моего папы нету. Его нету…
— Значит, он твой дедушка?
— Ни… Мы раньше не здесь жили, мы раньше там жили.
— Где?
— Там, на Зверинце…
Онуте помолчала и опять осторожно коснулась Мишиного плеча:
— А тебя звать Миколас, да?
— Меня Мишей зовут.
— То всё равно, что Миколас. А моего папу тоже звали Миколас. — Она вскочила, оправила на себе платье: — А я сейчас туда пойду…
— Куда?
— Туда… на Зверинец… где папа. «Нет, очень странная девочка», — снова подумал Миша и спросил:
— А можно я с тобой пойду?
Девочка обрадовалась:
