— Измена и есть. Чего говорить?
— Но жить охота.
— А в лагере — смерть.
— Верное замечание, господа. Я зову вас в ряды РОА. Я честно вам скажу, что обратной дороги у вас не будет. Тот, кто пойдет за мной прощения у большевиков не получит. Это путь в одну сторону. Итак, кто со мной?
Андрей сразу поднял руку и вышел вперед. Это было то, ради чего его сюда направил Нольман. Да и жить просто хотелось. А этот офицер принес ему жизнь.
За ним вышло еще сорок пять бойцов. Они пытались сами себя оправдать словами ненависти к Сталину и большевикам. Но говорили это не от того, что ненавидели. Им сейчас был нужен тот, кто во всем виноват. И особенно усердствовал бывший замполит лейтенант Любушкин, от которого Андрей совсем недавно слышал иные слова.
Но и у Любушкина не было выбора. Его как коммуниста и политработника давно приговорили к смерти, но эсесовцам доставляло удовольствие мучить его. И Любушкин просыпаясь утром, не знал точно доживет ли до вечера. Потому он использовал шанс…
* * *
Дабендорф. Школа РОА.
Апрель, 1944 год.
Андрей открыл глаза и увидел над собой выкрашенный белой краской потолок казармы. Он был так не похож на грязно-серый потолок в бараке для военнопленных.
«Какой чистый, — подумал он. — Вчера я не обратил на него внимания. А сейчас это первое что я увидел. Первое в новом мире…»
— Не спится? — прервал его размышления насмешливый голос рядом.
Андрей резко повернул голову. У самого окна лежал молодой человек с каштановыми волосами. Он смотрел на новичка и ухмылялся.
— Чего тебе? — грубо спросил Андрей.
— Ничего, — спокойно ответил тот и отвернулся. Он также уставился в потолок. — Нас здесь пока двое.
— Двое, — машинально повторил Андрей. Говорить с парнем ему не хотелось.
— А, может, вдвоем так и будем. До тех пор, пока не переведут нас в общую казарму. Тебя когда привезли? Ночью? Я тебя не видел вчера.
Андрей не ответил. Но парень сам ответил за него:
— Ночью значит. Прошел фильтрацию и сюда угодил. Отдельно от остальных.
Андрей подумал про себя:
«Его, как и меня, заперли в отдельное помещение. Набивается на разговор».
Но парень не собирался оставлять его в покое.
— Переживаешь? — снова спросил он.
— Чего? — не понял Андрей.
— Я также здесь вчера проснулся. Первое утро в новом месте. И также вот в потолок смотрел. Словно заново на свет народился. А поговорить не с кем.
Андрей понял, что и этот парень, как и он сам, прибыл из лагеря для военнопленных. Значит «вынужденный» доброволец.
— Ты здесь со вчерашнего дня?
— Да. Утром привезли. Пожрать дали и отлеживаюсь в хорошей кровати. Хоть выспался после лагеря.
— А меня вчера поздно вечером сюда доставили. Ты спал уже.
— Тяжело, — сказал парень.
Андрей подозрением посмотрел на соседа. Тот больше не ухмылялся…
* * *
Андрея Рогожина выделили из общего состава солдат, которые изъявили желание служить в рядах Русской Освободительной Армии.
Офицер, который заполнял анкетный лист, спросил:
— Производите впечатление образованного человека. Говорите по-немецки?
— Ja ich spreche deutsch.
— Das ist großartig! Откуда знаете язык?
— Я в прошлом студент пятого курса МГУ.
— О! Вот как? Учились в Москве. Факультет?
— Исторический, — честно признался Андрей.
— Исторический?
Офицеру это не понравилось. Человек изучал историю с коммунистической точки зрения. Годится ли такой для отдела восточной пропаганды? Однако у него был приказ отобрать несколько образованных людей для Дабендорфа. А этот немецким языком владеет хорошо.
— Значит вы историк?
— Готовился им стать. Я не закончил университет.
— Историк! Я знаю, что это такое. Там вам прививали коммунистическую идеологию. Но откуда у вас знания немецкого языка?
— Мой отец и моя мать хорошо говорят по-немецки.
— А кто ваши отец и мать? — спросил офицер.
— Отец профессор, а мать переводчик.
— Профессор?
— Да. А мать работала переводчиком при отделении Коминтерна.
— Вот как, — проговорил офицер. — Эти сведения из биографии Рогожина ему еще больше не понравились. Но образованные люди требовались как воздух. А в нынешнем наборе до Рогожина не было ни одного стоящего. Они могли стать только солдатами. Простые деревенские парни. Кого отправить в школу РОА в Дабендорф?
— Какими языками кроме немецкого владеете?
— I speak English and French.
— Даже так? Тогда вы наверняка пригодитесь в Дабендорфе.
— В Дабендорфе? — удивился Рогожин.
— Отдел восточной пропаганды особого назначения. Там не хватает людей, хорошо знающих язык. А у вас три языка.
— Я бы сказал четыре. Но мой испанский не так хорош.
Офицер сделал пометку в деле Рогожина.
Так, бывший рядовой Советской армии попал в Дабендорф…
* * *
Андрей знал, что его анкета может не понравиться новому командованию. И вот рядом с ним этот словоохотливый парень.
«Наверняка подсадной, — подумал Андрей. — Желают выяснить, чем я „дышу“ Тяжело ему здесь».
— А чего ушел из лагеря? — зло спросил Рогожин. — И валялся бы на вонючих нарах. Не видать по роже, чтобы ты долго в лагере был!
— Не был, — сразу признался парень. — Долго не был. Сразу сломался. Как увидал как немец Ваньку Румянцева убил, так и сломался.
— А кто он? — уже более спокойно спросил Андрей.
