Под чужим знаменем. Курсант из Дабендорфа - [2]

— А зачем это?

— В итоге вы должны попасть в Дабендорф. Иной задачи я пред вами пока ставить не стану.

— Дабендорф?

— Это деревня в 40 километрах от Берлина. Там находится кадровый учебный центр, который носит название Отдел восточной пропаганды особого назначения.

— И что это за отдел?

— Школа для подготовки офицерских кадров для русских частей.

— Русских?

— Из тех, кто служит немцам. Школу создали по инициативе генерала Гелена и полковника фон Штауффенберга с целью подготовки пропагандистов восточных дивизий Вермахта.

— И что я там буду делать?

— То, что вы умеете лучше всего. Андрей.

— Я вас не понял.

— Вы будете учиться.

— Учиться? У немцев?

— Я не стану пока давать вам никаких заданий. Вам просто нужно попасть в Дабендорф.

— Но что потом?

— Потом с вами свяжутся. Андрей. На территории Дабендорфа размещаются редакции русских газет «Заря» и «Доброволец». И вы сможете впоследствии пристроиться корреспондентом в одну из них, учитывая ваше образование.

— Но как я попаду в Дабендорф?

— Это, я уверен, произойдет само собой.

— Это как же?

— Вы отправитесь на фронт, как и хотели. Но не военным переводчиком, а рядовым в пехоту. Я организую вам попадание в плен к немцам.

— В плен?

— Именно. Вас не должны убить и мои люди в агентурной разведке сделают все, чтобы вы достались немцам невредимым. А там уже дело техники. Вы попадете в лагерь для военнопленных и когда к вам придут вербовщики вы запишетесь в РОА.

— В РОА?

— К предателям Родины, товарищ Рогожин. Вы захотели жить и пошли служить немцам. Вот и все. Все пойдет естественным путем.

— Но что мне там делать?

— Я уже сказал учиться военному делу. И попутно знакомиться с другими людьми, что предали Родину.

— Но разве не нужна для такой работы специальная подготовка?

— Очень нужна, товарищ Рогожин. Но у вас этой подготовки не будет. Вернее неделя для подготовки у вас есть. Вы ведь пока не военный?

— Нет.

— Вот и отлично. Станете новобранцем и попадете в плен. Учить легенду вам не нужно. Вы расскажете свою собственную жизнь. Исключение составит только этот разговор со мной. Об этом говорить не нужно ни при каких обстоятельствах.

Глава 1 Курсант Рогожин

Передовая и лагерь для военнопленных.

Март. 1944 год.

Андрей.

Ровно через месяц он был на передовой и сжимал в руках винтовку. Солдат не хватало и курсы подготовки бойцов сильно сократили.

В военкомате комиссар Игнатьев узнав, что перед ними студент со знанием иностранных языков, сразу доложил по начальству. Таких людей было приказано отправлять в особую часть.

Но вместо начальника особой части с ним стал говорить старший майор из НКГБ.

— Вы говорите про товарища Рогожина?

— Так точно, товарищ старший майор! — ответил военком. — Такого я давно не встречал. Четыре иностранных языка и немецкий! При такой острой нужде в военных переводчиках!

— Я вас понимаю, товарищ Игнатьев. Но товарища Рогожина вам следует отправить в пехоту.

— В пехоту? — не понял военком. — Я же сказал вам, товарищ старший майор, что Рогожин…

— Владеет четырьмя языками. Я это слышал, товарищ военком. И еще раз хочу повторить мой приказ — отправить товарища Рогожина в пехоту. В строевую часть. Вам скажут в какую.

— Но…

— Вы меня поняли, товарищ военком?

— Так точно, товарищ старший майор государственной безопасности! Но что делать с его документами?

— Потеряйте справку о месте его учебы. Пусть он пройдет у вас как простой доброволец.

— Я вас понял, товарищ старший майор.

— Вот и отлично, товарищ Игнатьев. И после того как вы оформите Рогожина, вам следует явиться ко мне.

— К вам?

— На Лубянку. Это простая формальность, товарищ военком. Подпишете документ о неразглашении.

Игнатьев понял, что совать нос в дела НКГБ не следует…

* * *

Враги были совсем недалеко от него. Окопы немцев всего на расстоянии километра.

— Парень, — обратился к Андрею пожилой старший сержант Кумушкин. — Ты не робей. Слышь?

— Я не робею, — ответил Андрей.

— Немцы попрут в атаку скоро. Им до зарезу надобно наши позиции отбить. Три дня назад эти окопы штрафники заняли. Говорят, почти половину батальона положили здесь. А нам приказано держаться и позиции не сдавать. Ты стрелять-то умеешь?

— Нас учили.

— Учили, — усмехнулся старший сержант. — Знаю, я как вас учат.

Над позициями появились «Юнкерсы» и вниз полетели бомбы. Андрей залег на дно окопа и вжался в землю. Это было его первое столкновение с войной.

— Когда «лаптежники» станут наши позиции утюжить, ты главное. Не суетись. Вжимайся в окоп и жди.

— «Лаптежники»? — спросил Андрей.

— Немецкие пикировщики.

— «Юнкерсы»? — догадался Рогозин.

— Они самые. По нашему «лаптежники». У них шасси не убираются и со стороны похоже на ноги в лаптях. Вот так и прозвали. Но скоро сам увидишь.

Андрей тогда на немецкие пикировщики не смотрел. Он слышал только страшный протяжный гул. Затем взрывы сотрясали землю. Рядом кто-то кричал не то от страха, не то от боли. Андрей этого знать не мог. Он просто ждал, когда завершиться налет.

* * *

После налета Кумушкин, стряхнув с себя землю, спросил Андрея:

— Живой? Не контуженный?

— Нет, только уши немного заложило.

— Не обделался?

— Нет, — обиженно сказал Андрей.

— Такое после первой атаки с воздуха бывает. Это ничего. Теперь готовься. Сейчас немец попрет. А у нас всего два «Максима»