Почти все, что знаю о них - [11]

Она подумала, что за всю ее жизнь ей никогда не было так ровно и мирно. Все время куда-то спешила и торопилась, не успевала остановиться, потому что останавливаться, как теперь ей открылось, было негде. Дом представлялся тоже бесконечной дорогой, как конвейер — все надо делать на ходу. И Генка торопился рядом, на ходу пережевывая котлеты.

Он всегда спешил — на заседания, к Адашевым на преферанс, в экспедицию вот наспех собрался. Скорее, скорее…

И только тут, у большого камня, спешить некуда. Сейчас выйдет из-за него сердитый человек, может быть, присядет рядом, хорошо бы присел рядом. Странный, немыслимый раньше Татьяной Николаевной человек, в котором сразу — от первого прикосновения его рук — вдруг почувствовалось и открылось ей то прочное и обыкновенное, чего она не понимала раньше.

— Какая вы домашняя, Таня, — негромко, тоскливо еле выговорил Игорь Петрович.

Они теперь сидели рядом, но еще шли друг к другу издалека, тяжело и устало. Им помогало то, что встреча была неожиданной, не запланированной каждым из них и даже не желанной ими, поэтому ее необходимость застала их врасплох. Они не подготовились к ней — шли какие есть на самом деле. Не успев подобрать себе образ для взаимного обмана. Наверно, этим и стали понятны друг другу. Так надоело притворство в себе и во всех. И пришло такое простое время, когда им ничего не надо объяснять друг другу.

Таня повернулась к нему — он смотрел на нее. Усталое, совсем чужое лицо с резкими темными морщинами.

— Если бы я был свободен… — так начинает говорить свои первые слова человек, который должен был много лет молчать. Первые слова трудно даются ему, как будто они сначала долго готовились стать словами где-то внутри, в непонятной глубине души. И он старался над каждым словом, хрипло произносил его, обдуманно, но возбужденно.

Вдоль берега бегал вприпрыжку счастливый Бориска в расстегнутом ситцевом халате.

— Вы понимаете? — растерянно повернулся Игорь Петрович к Татьяне.

— Игоре-о-ок! — Ее еще не видно, но она их, наверно, уже разглядела, потому что как будто сотни пустых банок и бутылок разбивались о камни с коммунальным грохотом и звоном — никакому шторму не заглушить этот голос.

— Иду, иду-у! — Игорь Петрович вздрогнул от неожиданности, поспешно вскочил на ноги и больше не смотрел в сторону Татьяны Николаевны. Так было проще.

Бык признался, что он Зевс, и теперь Европа не знала, что с ней будет дальше.

Вечером Татьяна Николаевна спустилась вниз, совершенно случайно встретила на набережной Игоря Петровича с женой, пила с ними кофе на круглой веранде над морем. Они проводили ее до каменных ступенек, которые ведут прямо к ее дому. Очень мило распрощались: «Спокойной ночи…»

Семейство больше не появлялось.

Для Татьяны Николаевны весь пляж опять ушел в тишину. И все-таки она очень волновалась, когда к камню, шаркая по гальке, приближались шаги. Сразу поворачивалась к щели, но это все были незнакомые люди.

Недавно мимо камня прошли две девочки в бикини, стройные и длинноногие, как заграничные киноактрисы. У одной в руках — магнитофон на транзисторах. Первый раз Татьяна Николаевна увидела их здесь несколько дней назад.

Та, у которой были темные волосы, — отчаянная девчонка — бежала однажды по прибою, кричала «а-ай!», переполошила весь пляж. Потом появился этот человек — Игорь Петрович, и никого не стало видно, и ничего не стало слышно вокруг. И все-таки Татьяна Николаевна заметила этих двух девчонок еще раз.

Они проходили тогда с тем же магнитофоном, и Армстронг по-американски хрипел «Очи черные». Игорь Петрович загорал. Он лежал, уткнувшись лбом в правую руку. Могучий, с совсем седыми волосами цвета соли с перцем. И ничто на свете как будто не волновало его.

Но мимо шли девочки в ярких бикини и громко разговаривали. Армстронг хрипел «Очи черные», и девочкам нравилось, как пляж беспокойно шуршит галькой им вслед, поднимаются помятые лохматые головы, потому что смотреть на этих девочек одно удовольствие.

Игорь Петрович резко повернул голову в их сторону, и Татьяна Николаевна увидела его лицо. Он чуть прищурил глаза, а губы сложил так, как будто он сейчас, как мальчишка, присвистнет от восторга. Игорь Петрович неторопливо оглядел девочек, сразу все понял про них и остался доволен тем, что узнал. Татьяна Николаевна заметила это по его глазам. Они стали живые, заблестели — такими она видела их впервые. Он заволновался. И даже встряхнул головой от досады, потому что к девочкам подошли ребята спортивного вида с масками и ластами в руках и повели их за собой.

Игорь Петрович теперь лежал раскинув руки, машинально перебирал пальцами гальку, но интерес к девочкам еще не пропал — не было только мгновенного волнения. Он все присматривался к ним, пока они уходили. Девочки приглушили Армстронга и даже стали тише разговаривать. Может быть, кто-то из ребят по-настоящему нравился какой-нибудь из них…

Игорь Петрович и это понимал. Но все равно тянулся за ними, хотя так и лежал, обнимая руками пляж, прижимался к горячей гальке щекой.

— Игорь Петрович! Игоре-о-о-ок!

— Да-да, — спохватился Игорь Петрович. Как не вовремя застала его жена в таком далеком мечтательном путешествии. Но сразу встал, досадливо стряхивая со щеки мелкие камешки.