Я даже не поверила в свое счастье. Вот он, рояль в кустах! Наконец-то закончилась полоса невезенья, и я услышала хорошую новость.
— Спасибо, Сергей Петрович! Просто не знаю, что бы я без вас делала!
— Сейчас я напишу другу письмо, а ты ему передашь. Про сокровища не пишу, не поверит. Скажешь, что в гости.
Сосед аккуратно выдернул из старой тетрадки чистый лист, взял карандаш и задумался. Я ждала.
— Нет, так не годится, — наконец сказал он и отложил бумагу в сторону.
— Почему?
— Не могу я его впутать в это грязное дело. Сколько, говоришь, уже людей поубивали?
Я грустно опустила голову. Он был совершенно прав. Нельзя устраивать неприятности ни в чем не повинным людям. У этих стариков и так здоровье слабое, а тут еще я со своими заботами.
— Извините за беспокойство. Я, пожалуй, пойду.
— Миля, стой! Ну что за молодежь пошла! Сразу убегает! Я в твои годы не был такой дерганый.
— Вы правы, Сергей Петрович, не надо ничего писать вашему другу, то есть другу вашего отца. Я сама справлюсь. Хотя… У меня возникла одна мысль.
— Опять ты за свое! Шла бы лучше к родителям и все бы рассказала. Они у тебя начальники, помогли бы.
— Да какие там они начальники…
Ну, нет, родители, это последние люди, которым надо говорить про трупы и сокровища. Мне и так едва удалось убедить мать в том, что я оказалась в квартире Кросова по недоразумению. Если родители почуют, что их единственной дочери угрожает хоть малейшая опасность, они меня на цепь посадят.
Я встала, чтобы распрощаться с соседом и уйти, но подумав, снова уселась на стул.
— Не подумайте ничего плохого Сергей Петрович, но вы могли бы сами поехать навестить этого друга, а меня взять с собой. Он местный житель, а значит, сможет мне помочь в поисках.
Моя идея мне очень понравилась. Теперь надо, чтоб она понравилась соседу. Иметь в союзниках его друга, местного старожила знающего окрестности было бы замечательно.
— Давно собирался его навестить, — нерешительно проговорил сосед. — Пока здоровье позволяет, надо бы съездить. Может, скоро и в магазин не смогу сходить, не то, что на юг поехать. Вот только молодую девку мне стеречь не хочется. Еще загуляешь там, да в подоле принесешь.
— Вы меня первый день знаете? Если бы я захотела загулять, то уже давно бы загуляла, а не писала бы диссертации!
— И то верно, — не стал спорить сосед.
— Ваш друг не будет против, если мы к нему нагрянем без приглашения? — спросила я.
— Что ты, он давно меня в гости звал. Когда отец был жив, то они переписывались, а сейчас он редко мне звонит. Только, чур, ему ни слова не говори про всякие гробницы. Пусть думает, что ты рисовать приехала.
— Я скажу, что я ваша внучка, — придумала я.
— Опять вранье! — вскинулся сосед.
— Я последнее время только этим и занимаюсь. Так что одним враньем больше, одним меньше, какая разница, — отмахнулась я.
— Он знает, что у меня нет никакой внучки, — сказал Сергей Петрович.
— Значит нашлась. Скажете ему, что я внучка вашей троюродной сестры, поэтому и ваша тоже.
— Пожалуй, ты права. Будешь внучкой, а то разговоры пойдут. Приехал старый пень с молоденькой девицей. На тебя люди пальцем показывать станут.
Такая забота о моей репутации меня повеселила. Я возразила:
— Никто на меня показывать не будет. Просто не хочу лишних объяснений.
— Ох, девонька, куда ты меня втянула на старости лет?
Я бросилась старику на шею.
— Спасибо вам, Сергей Петрович. Побудете немного моим дедом!
— Я бы тоже хотел такую внучку. Если из тебя ремнем всю дурь выбить, то нормальная получится девка.
Сергей Петрович допил кефир из упаковки, крякнув от удовольствия, и как только он пьет эту дрянь, выбросил пустую упаковку в мусорное ведро. Потом как-то приуныл, задумался, погладил меня по голове и продолжал:
— Не будет у меня внуков. Один я остался на свете. Жена моя умерла от туберкулеза, и доченька тоже. Больше я не женился. Одни они были свет в окошке. Внуки бы сейчас были почти такие, как ты…
Мужчины-однолюбы встречаются редко, поэтому я смотрела на соседа с уваженьем, смешанным с сочувствием. Он поник, постарел, сгорбился у стола и продолжал шептать:
— Совсем молодая была моя жена и красивая. Самая красивая…
В моей памяти сами собой всплыли слова древней легенды: «…И была Серапита молода и прекрасна. Горе, горе ей, молодой и прекрасной! И было ей девятнадцать лет…».
