Почти идеальное ограбление - [33]

Лешке стало жалко брата, и, хоть она не исключала подобного развития событий, ей не хотелось огорчать его еще больше.

– Конечно, не лучше, – ответила она.

Из подсобки с ведром и шваброй, в синем стареньком халате и неизменной косынке на голове появилась тетя Таня. Вымыв зал, она добралась до кабинета.

– Дайте-ка я туточки уберу, – проговорила она и завозила по полу шваброй.

А в зал в это время вошел высокий представительный мужчина. Погладив рукой подбородок, он огляделся по сторонам и вошел в кабинет. Павел Петрович вскочил с места и, поздоровавшись, указал рукой на кресло. Но оно было занято Ромкиным шедевром, и он подозвал своего юного приятеля:

– Убери, пожалуйста, холст.

Ромка поспешил к креслу и, непонятно почему, наткнулся на его ножку. Неуклюже взмахнув руками, он потерял равновесие и грохнулся на скользкую мокрую плитку.

– Ох, ох, ох! – заквохтала тетя Таня. – Тебе больно?

– Не очень, – скривился Ромка и завздыхал: – Второй раз сегодня на ту же коленку падаю. Я ж так калекой стану. Как не повезет так не повезет.

– Осторожней надо быть, – появившись из мастерской, сказала Анастасия Андреевна. Она хотела снять с кресла Ромкино творение, наклонилась, схватилась за поясницу и тихо ойкнула.

К ней тут же подоспела тетя Таня.

– Давайте я вам помогу. – И, взяв в руки холст, она быстро его скатала, завернула в брошенную Ромкой оберточную бумагу, положила на подоконник и, забрав ведро и швабру, удалилась в подсобку.

Кряхтя, Ромка встал с пола и склонился к ноутбуку проверить работу упрятанной в электропроводку веб-камеры. На экране монитора, то уменьшаясь, то увеличиваясь, извивалась желтая змейка. Ромка проверил, как смотрится угол, в котором вот-вот должна появиться копия новой картины Софьи Полянской, а потом заменил экранную заставку: вместо желтой змейки нарисовал красный круг с линиями и квадратами и желтыми кругами вокруг него, и даже цвета подобрал точно такие же, как на своей картине.

Лешка подошла к нему и восхитилась:

– Хитрый какой! Пристроил все-таки в галерею свой шедевр.

– Не мытьем так катаньем, – угрюмо отозвался брат. – Против этой-то картины, надеюсь, здесь никто возражать не станет? А теперь пошли, что ли, отсюда. Не хочу больше здесь оставаться!

Взяв с подоконника свое невостребованное произведение и буркнув «до свидания», Ромка поплелся к выходу.

– Если бы не Арина и ее больная художница, не стал бы больше ничего для них делать! Не оценить такую красоту! – С горя он споткнулся на ровном месте, и нога у него заболела еще больше. – Как же не везет! Ну как не везет!

Прохромав еще немножко вперед, Ромка внезапно остановился:

– А раз так, то я больше не хочу быть художником.

– Теперь ты можешь стать музыкантом, – не удержалась Лешка.

– Почему именно музыкантом? – вытаращился на нее брат.

– Ну, как Незнайка. Помнишь, как он был поэтом и сочинял: «У Авоськи под подушкой лежит сладкая ватрушка», а затем стал художником и доктора Пилюлькина изобразил с градусником вместо носа. А потом на трубе играл. Ну, а ты хотел стать писателем, теперь вот побыл художником, а музыкантом еще не был.

Ромка чуть не заплакал:

– Издеваешься, да? Вместо того чтобы поддержать меня в трудную минуту? Ты… Ты… Я думал, ты мне друг. – Махнув рукой, он захромал к метро.

Лешка забежала вперед:

– Ты что, обиделся? Я же пошутила. Вот честное-пречестное слово, у меня это нечаянно вырвалось, а картина твоя мне очень даже нравится. И вообще она… Она замечательная!

– Правда? – недоверчиво спросил Ромка.

– Ну, я же сказала. Мне даже жалко было с ней расставаться, потому что я думала, что Павел Петрович из-за Катьки и из-за того, что мы ему помогаем искать преступницу, ее у тебя все же возьмет и пристроит где-нибудь в уголке.

Они спустились в метро, зашли в вагон. Им надо было проехать всего одну остановку, но Ромка решил сесть и поискал глазами свободное место. Его не было.

– Все мечты рухнули, – продолжал страдать он. – Не представляешь, как я рассчитывал на эту картину! Думал, прославлюсь и куплю себе кое-что… Ну, да что теперь об этом!

Одной рукой Ромка придерживал свой шедевр, другой схватился за металлический поручень и вдруг спохватился:

– А не попортила ли ее, часом, эта старая клюшка? Она же небось не знает, как надо скатывать картины.

Он отогнул край бумаги.

– Гляди-ка, сообразила! Ясное дело, в галерее работает, не где-нибудь. Разлила, понимаешь, воду, чтобы люди падали.

– Тихо ты, – толкнула его в бок Лешка и легким кивком указала на стоящую неподалеку старую женщину, устало притулившуюся у двери. Это была тетя Таня. Уборщица, к счастью, ничего не слышала и их не заметила.

Тете Тане уступил место молодой парень. В знак благодарности она кивнула ему так царственно, будто и не ожидала иного, и, поправив косынку на лбу, легко опустилась на сиденье. А парень задел локтем девушку, читающую детектив в яркой обложке. Книжка шмякнулась на пол, и плохо склеенные листки веером посыпались под ноги уборщицы. Но она не стала наклоняться, а продолжала сидеть, глядя прямо перед собой, а парень с девушкой, весело переговариваясь и мешая выходить другим людям, бросились собирать упавшие листки.