Почти что сломанная жизнь - [51]

— Детка, — говорю я, но мой голос выходит хриплым и злым.

Мне необходимо успокоиться.

Став на колени рядом с Эйлин, глажу ее по волосам и целую в лоб.

— Детка, — повторяю, уже более спокойно. — Можешь возвращаться, я не позволю ему снова причинить тебе вред. — Она не шевелится. — Открой глазки и посмотри на меня. Мне необходимо, чтобы ты сказала, что любишь меня. — Я не отвожу глаз от ее лица. Ни один мускул не шевелится — ничего. Она не двигается. — Я хочу тебя в своей жизни, Эйлин. Ты — драгоценный камень, ты — моя редкая красавица, укравшая мое сердце, и тебе никогда не удастся вернуть его обратно, потому что я не приму его. В тот момент, когда мы встретились, мы наполнили красками жизни друг друга. И я не могу без тебя. — Наклоняясь к ней, глажу мягкую кожу ее лица и продолжаю говорить: — Ты полностью владеешь мной, Эйлин, ты должна вернуться обратно ко мне. — Я целую ее щеку.

— Доминик, скорая и полиция вот-вот будут здесь. — Мама кладет руку мне на плечо, и я киваю головой, давая знать, что слышал ее слова. — Что случилось? — спрашивает она, но я игнорирую ее, полностью фокусируясь на Эйлин.

— Я только нашел тебя, пожалуйста, не уходи. Я дышать не могу без тебя. Мне надо, чтобы ты была со мной. — Я поднимаю руку, чтобы нежно погладить ее по лицу, и замечаю на руке кровь.

Пытаюсь вытереть ее о рубашку. В своей жизни Эйлин поведала достаточно крови, не нужно, чтобы видела еще и от меня.

— Доминик, — приближаясь, говорит моя мама. Я смотрю на нее: по ее щекам текут слезы. — Что случилось, сынок?

— Он изнасиловал ее три года назад. Она узнала его голос и потеряла сознание.

— Твой брат — адвокат, Доминик. Он давал клятву соблюдать закон. Зачем ему такое делать с Эйлин? — спрашивает она.

Я вспоминаю что-то, о чем говорила мне Лорен, когда я впервые попросил ее достать все материалы по делу Эйлин. Там было так много девушек, а выжило только две — и одна из них в скором времени покончила собой.

— Она не единственная, мам. Там было много других. Хотя Эйлин единственная, кто осталась в живых. — Я смотрю вниз на Эйлин и, подняв ее руку, подношу к своей щеке, успокаиваясь от ощущения мягкой кожи.

— Подожди, если я правильно помню, это было несколько лет назад. — Мама хмурится. Пытаясь что-то вспомнить, она закусывает губу.

— Три года. — Я осматриваю комнату и не вижу отца. — Где папа? — спрашиваю я мать.

— Он помогает твоему брату.

Каждый волосок на моем теле встает дыбом, когда мама упоминает мое родство с Оскаром.

— Он больше мне не брат.

— Доминик, возможно, возникло какое-то недопонимание. Это не мог быть он. Ты не можешь прийти к такому ужасному заключению, не дав ему объясниться.

— Я ничего ему не должен. Все, что мне нужно было знать, сказало тело Эйлин. Мам, она только услышала его голос и потеряла контроль над мочевым пузырем.

— Она обмочилась? — приподнимая плед, спрашивает мама.

— Да.

— У меня есть пара новых трусиков, еще в упаковке, и пижамные штаны, которые ей подойдут. Пойду, схожу за ними.

Я поворачиваюсь к Эйлин.

— Давай же, детка. Перед нами целая жизнь, которую предстоит наполнить новыми воспоминаниями и впечатлениями, но мы не сможем все это осуществить, если ты не откроешь глаза. — Я понижаю голос и шепчу ей на ушко: — Я всегда буду защищать тебя. Пока я рядом с тобой, тебе больше никогда не будет больно.

— Доминик, — зовет меня мама, отвлекая от моей девочки.

— Я люблю тебя больше собственной жизни, — шепчу я, целуя ее в щеку и проводя вверх вниз по ее руке.

— Я обмою ее и переодену, сынок. Пойди, перевяжи руку.

— Нет, мам, я сам все сделаю.

Мама закусывает губу и разворачивается, чтобы уйти.

Я раздеваю Эйлин, вытирая ее сухой частью юбки, которую только что с нее снял. Вынимаю трусики из упаковки и натягиваю их на нее, потом просовываю ноги Эйлин в пижамные штаны и, приподняв ее, натягиваю их на бедра. Я поднимаю ее и, завернув в одеяло, перекладываю на другой диван. Не хочу, чтобы она проснулась, и ей стало неловко, когда приедут полиция и парамедики. Сейчас, в такое трудное для нее время, ей необходимо сохранить все возможное достоинство.

— Мам, — зову я.

— Тебе нужна помощь, Доминик?

— Нет, все готово. Но мне надо, чтобы ты сложила все ее одежду в мешок, на случай, если это понадобится полиции. Не думаю, что Эйлин когда-нибудь захочет снова ее надеть. Если полиции одежда не понадобится, выброси или уничтожь. Мне все равно.

— Хорошо. Подожду, пока полиция скажет, что с ней делать. Послушай. Если твой брат….

— Он мне не брат. Он это сделал.

— Если это Оскар, тогда он будет иметь дело с законом.

Я пробегаю окровавленными руками по волосам, потом растираю свое лицо. — Если только я до него раньше не доберусь.

— Доминик, — окликает меня отец, находящийся рядом с Оскаром.

Я поднимаюсь и выхожу, замечая, как отец открывает дверь четырем полицейским.

Они обводят взглядом Оскара, лежащего на полу в луже крови, потом меня. Видят мои треснутые, испачканные кровью руки. Незамедлительно один из них достает пистолет и кричит мне лечь лицом на пол, вытянуть руки в стороны, ладонями вниз.

Я выполняю их требования, и один из полицейских подходит ко мне, надевая наручники.