Почтальон, шире шаг! - [3]
«Если нужно, если нужно… — беззвучно зашептал кто-то за спиной. — Понимаешь — если нужно! Гагарину это было нужно. И всему человечеству. А кому нужно, чтобы ты сейчас свернул себе шею? Кому и зачем?»
«Мне, — так же беззвучно ответил Саша. — Это нужно мне. Я не могу, не имею права отступить. Потому что отступишь раз, отступишь два, а потом будешь отступать всю жизнь. Всегда найдутся уважительные причины, чтобы не рисковать, и уже не Мишка, а кто-нибудь другой презрительно бросит тебе в лицо: трус!»
Пробив белесую мглу, где-то над деревней выкатилось солнце. Все вокруг словно ожило, засверкало.
«Вперед!» — скомандовал сам себе Саша, пригнулся и резко взмахнул палками.
Он стремительно летел по крутому склону. Рвался, дыбился, снежным облаком взлетал под лыжами наст, пронзительный ветер обтекал сжатое в тугую пружину тело.
Вот и площадка. «Равновесие! Равновесие!» — успел подумать Саша и птицей взлетел в воздух.
Он летел, резко наклонившись вперед, выглядывая внизу точку, где лыжи коснутся снега, и сладкое чувство восторга переполняло его. Еще можно было споткнуться, потерять равновесие, зарыться в сугроб, но все это уже не имело никакого значения. Саша знал, что победил. Победил гору. И победил самого себя.
Лыжи зарылись в снег, но сила инерции вырвала их из плена, вынесла на поверхность. На глаза навернулись слезы, все вокруг снова подернуло густой белесой дымкой. Когда же он окончится, этот бесконечный спуск…
Справа мелькнул заснеженный кустарник. Сейчас лыжи промчатся над замерзшим ручейком. Все, можно начать потихоньку тормозить.
Саша разогнулся и глянул через плечо: вот она, моя лыжня! В то же мгновение лыжи вырвались из-под ног, и его швырнуло в сторону. Перед глазами мелькнул, опрокидываясь, край леса, что-то красное у двух берез, а затем лицо обожгло снегом.
Он лежал в снегу, широко раскинув руки, и ему приятно было лежать в мягкой пушистой постели, и совсем не холодно, и не больно.
Он приподнял руку. Снег в кулаке был обжигающе-горячим. «А все-таки я внизу, — радостно шептал Саша, комкая снег. — А только что был наверху. Бы-ыл…»
— Саша-а! Саша-а-а! — вдруг долетел до него полный отчаяния крик.
Саша вскочил на ноги. От берез-сестер к нему бежала на лыжах Лиза. Концы красного шарфа трепетали за ее спиной.
Обе палки Лиза держала в левой руке, правой прижимала к груди несколько веток пунцово-красной калины. Подбежав к Саше, она уронила ветки на снег.
— Ты… Ты… живой? Ты не разбился?! — кричала она, хотя чего там было кричать — рядышком ведь…
Саша стоял, провалившись по колени в снег, и искал глазами свои лыжи. Одна торчит в сугробе неподалеку, а где же вторая? Ага, во-он куда закатилась! Чуть не к криничке…
— А ты? Откуда ты взялась? — наконец спросил он.
Лиза вытащила из сугроба его лыжу и обмела с нее рукавичкой снег.
— Я все видела, — сказала она. — Над тобой снежное облако стояло, так ты мчался. Во мне прямо обмерло все. И как ты только решился, отчаянная голова!..
— Решился… — счастливо улыбнулся Саша. — А знаешь… знаешь, как я трусил?! Ужас!.. Поджилки тряслись…
— Рассказывай, — недоверчиво протянула Лиза. — Я если трушу, так меня на эту гору на веревке не затащишь, а ты…
Но Саша уже не слушал ее. Он смотрел на вершину Корбутовой горы, с которой прямо к их ногам сбегали прерванные на площадке-трамплине две ровные ниточки-полоски — первая лыжня, проложенная в нынешнем году.
И эту лыжню проложил он.
Галя и Валя
Галя и Валя — сестры. Они очень похожи друг на дружку. Обе светловолосые, синеглазые. Обе немножечко курносые. И ростом почти одинаковы. Правда, Галя худощавая и подвижная, как капелька ртути, а Валя — толстушка. Она все делает спокойно, неторопливо.
Девочки не только одногодки, но и одноклассницы. Обе в пятом. А познакомились они только прошлым летом.
Сестры — и познакомились?! Да тут что-то, наверно, не так, скажете вы. Что-то тут напутано, так ведь не бывает.
А вот и бывает. Все правильно. Галя и Валя — сестры. Только не родные, а двоюродные. А вот их папы — дядя Микола и дядя Михась — родные братья. Дядя Микола работает в городе на заводе электросварщиком, а дядя Михась живет в деревне, он колхозный бригадир.
Еще весной Галина мама решила:
— Все. Нынешним летом ни в какие дома отдыха не едем. Поедем в Прилуки, к дяде Мише. Это же стыд и срам: каждый год нас приглашают, уговаривают приехать погостить, а мы уже лет десять выбраться никак не можем. Наверно, думают, что зазнались, обижаются. А как же там хорошо летом, Галка, если бы ты только знала! И лесок рядышком, и речка — рукой подать… Красота!
Почти целый месяц Галя с мамой гостили в деревне. Все эти дни сестрички были неразлучны. Вместе ходили в ягоды и в грибы, бегали на речку купаться, лакомились вишнями, ранними яблоками и грушами, которыми девочек угощали соседи, потому что свой сад у дяди Михася был еще молодой. Вместе Галя и Валя обычно и спали — в сарае, на сеновале, где все для Гали было так таинственно и необычно. А однажды, в сумерках, девочки даже вместе лазили в колхозный горох…
Правда, были у них иногда и размолвки. Гале не нравилось, что Валя всюду таскает за собой шестилетнего братика Алеську, за которым вечно нужен глаз да глаз. Невзлюбила она и Валину подружку Люсю — рыжую длинноногую девочку. Эта Люся, куда бы они ни пошли, всегда брала с собой какую-нибудь книгу и читала на ходу. А потом, в лесу или на лугу, забывала свою книгу, и всем приходилось возвращаться с полдороги, помогать искать потерю.
