Почерк - [10]

Шрифт
Интервал

– А потом, – слезы показались у нее на глазах, – потом была война.

УАЗ ускорился, и последние лучи солнца вновь забрезжили в образовавшемся просвете.

– Немцы на нас напали… Ночью… Несколько лет шла война, и Сталин победил Гитлера. Много людей погибло… Очень много тысяч.

– Что? – он убрал ее руку. – Много чего?

– Тысяч… Знаешь, я считаю, нельзя говорить приблизительно, когда речь идет о жизни людей… Много, очень много… Сто тысяч… Может быть, даже двести или триста. Это была страшная война.

11

– Потом, потом, – шептала она и срывала с него одежду, – история подождет, там уже все давно случилось. Я хочу тебя сейчас.

Он, как мог, сдерживал ее.

– А во время Гражданской? Ответь! Сколько?

– Это важно? Тебя так заводит история? – опрокинула его на живот и покрыла спину поцелуями. – Меньше, наверное, чем в Великую Отечественную. Может, сто тысяч.

Она кусалась, ему не хватало дыхания.

– А… во время репрессий?

– Может быть, пятьдесят тысяч… Нет, как-то много, это же не война… Скажем, двадцать пять.

«Скажем»… «Скажем»…

– Итого? – простонал он и, зажмурив глаза, уткнулся в подушку.

– Триста, – она опускалась все ниже, легко складывая цифры в уме, так как с математикой в школе у нее было все в порядке, – плюс сто, – и перевернула его на спину, – плюс двадцать пять, – едва коснулась губами, – четыреста двадцать пять. Будем считать, что пятьсот!

Круче «скажем» могло быть только «будем считать». «Скажем» ушло на почетное второе место.

Иногда она вскидывала волосы, и он видел шею, изгибающуюся, как побег молодого дерева. Ее тело укрывало его, горячие поцелуи не отпускали ни на секунду. То, о чем он мечтал долгие годы, свершилось. Но стена встала между ними, и ничего нельзя было сделать.

Она подняла голову, поджала губу.

– Я что-то не так делаю? Ты меня не хочешь?

– Я, – прохрипел он, – я…

– Ты устал?

– Ты…

– Я все понимаю, забудь, это вообще не проблема.

– Пятьсот тысяч, – наконец членораздельно произнес он, – пятьсот?

– Ты опять об этом?!! Ну прости, я не знала, что это для тебя так важно… Пойми: я больше математику учила, а такой предмет, как история, – не очень.

– Значит, все, о чем мы говорили, все, кто погиб, для тебя – предмет? Такой же, как математика и физика?

– Ну да, а что тут такого? Я же не виновата, что у меня была больше склонность к точным наукам, чем к истории.

– Ты понимаешь, где ты живешь?! – закричал он. – Понимаешь, что это за страна, где ты родилась?!

– Россия? – испуганно предположила она и тут же исправилась: – Российская Федерация?

– И что?! Что ты о ней знаешь?

– Что… У нас сейчас демократия, что… рыночная экономика… что все нормально, – она почти плакала.

– То есть ты живешь в такой распрекрасной стране, где можно взять кредит на машину и выпить кофе на веранде?! Тебе хватает? Это – твоя Россия? Говори! – он схватил ее за плечи. – И акулы у тебя легкими дышат, и в гандбол овальным мячиком играют, и в Губчека чиксы работают?

– Отпусти, пожалуйста, мне больно, – попросила она.

– И Дзержинский у тебя – писатель, и народу в стране погибло четыреста двадцать пять тысяч человек! В Гражданскую с Отечественной и от Сталина! Спасибо – округлила до пятисот!

– Прости! Я просто не учила эту тему!

– Мы с тобой родились на этих костях, ходим, ездим, трахаемся на костях. Кофе твой из костей, а ты… ты… ты хочешь, чтобы у меня стояло после этого?

– Прости, – рыдала она, – я не знала, что это так важно!

– Ничего не важно! И то, что для тебя Волоколамское направление не связано ни с чем, кроме пробок, – тоже.

– Я знаю про войну! – закричала она. – Знаю, что немецкие танки почти дошли до «ИКЕИ»!

– И урок не было! Орки были, а урок – нет.

– Не бросай меня! – она уже не кричала, а пищала. – Я молодая, я смогу много тебе дать. Много секса. Я же понимаю… что тебе не о чем со мной разговаривать, но… – и снова приникла к его телу губами. – Не бросай меня! Ты же можешь со мной просто трахаться!

– О чем с тобой трахаться? – прохрипел он.

12

Он спал в офисном туалете, и снилось, как гандболистки бегут к чужим воротам, отдают друг другу мяч, забивают голы в полете. А потом – как она уходила вчера, вся в слезах, и забрала уже поставленную в стаканчик зубную щетку.

Она бежала по июньскому лугу, по высокой траве, акула неслась за нею, и мокрый черный плавник стремительно приближался.

– Не бросай меня, – слышалось ему. Но голос был все тише, а акулий хрип – громче. Вдруг все пропало, и он увидел товарища Сталина в окружении малознакомых гэпэушников. Сталин повертел в руках фотографию Троцкого и спросил:

– Почему старик еще жив?

Гэпэушники задумались.

Вождь не стал их мучить и сам предложил решение: достал из шкафа и передал в руки его институтской одногруппнице новенький, блестящий, как самурайский меч, ледоруб.

Вдруг осталась одна одногруппница – в альпинистской экипировке, на алтайском взгорье, с этим самым ледорубом. Она улыбалась так нежно, и захотелось залезть прямо сейчас в «Одноклассники», написать ей, встретиться и… просто поговорить про Троцкого.

Немолодой, небритый, он спал, уткнувшись лицом в рулон туалетной бумаги. Его разбудил стук в дверь.

– Старик! Ты еще жив?

2008

Что-то случилось


Еще от автора Михаил Юрьевич Сегал
Рассказы

Читателя этой книги, всегда забавной и страшной, ждет масса удовольствия, потому что главное читательское удовольствие ведь в узнавании. Все мы это видели, все понимали, а Сегал взял да и сказал. Думаю, что все эти рассказы и повесть сочинялись главным образом не ради будущих экранизаций и даже не для литературной славы, и уж подавно не для заработка, а в порядке самолечения. Если бы Сегал не написал все это, он бы сошел с ума. И тому, кто тоже не хочет сойти с ума, полезно прочитать и перечитать эту небольшую книжку, возможно, самую неожиданную за последние лет десять.


Молодость

«Молодость» – блестящий дебют в литературе талантливого кинорежиссера и одного из самых востребованных клипмейкеров современной музыкальной индустрии Михаила Сегала. Кинематографическая «оптика» автора превращает созданный им текст в мультимир, поражающий своей визуальностью. Яркие образы, лаконичный и одновременно изысканный язык, нетривиальная история в основе каждого произведения – все это делает «Молодость» настоящим подарком для тонких ценителей современной прозы. Устраивайтесь поудобнее. Сеанс начинается прямо сейчас.


Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Рекомендуем почитать
Киевская сказка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Майка и Тасик

«…Хорошее утро начинается с тишины.Пусть поскрипывают сугробы под ногами прохожих. Пусть шелестят вымороженные, покрытые инеем коричневые листья дуба под окном, упрямо не желая покидать насиженных веток. Пусть булькает батарея у стены – кто-то из домовиков, несомненно обитающих в системе отопления старого дома, полощет там свое барахлишко: буль-буль-буль. И через минуту снова: буль-буль…БАБАХ! За стеной в коридоре что-то шарахнулось, обвалилось, покатилось. Тасик подпрыгнул на кровати…».


Мысли сердца

Восприятия и размышления жизни, о любви к красоте с поэтической философией и миниатюрами, а также басни, смешарики и изящные рисунки.


Дорога в облаках

Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.


Холм грез. Белые люди (сборник)

В сборник произведений признанного мастера ужаса Артура Мейчена (1863–1947) вошли роман «Холм грез» и повесть «Белые люди». В романе «Холм грез» юный герой, чью реальность разрывают образы несуществующих миров, откликается на волшебство древнего Уэльса и сжигает себя в том тайном саду, где «каждая роза есть пламя и возврата из которого нет». Поэтичная повесть «Белые люди», пожалуй, одна из самых красивых, виртуозно выстроенных вещей Мейчена, рассказывает о запретном колдовстве и обычаях зловещего ведьминского культа.Артур Мейчен в представлении не нуждается, достаточно будет привести два отзыва на включенные в сборник произведения:В своей рецензии на роман «Холм грёз» лорд Альфред Дуглас писал: «В красоте этой книги есть что-то греховное.


Новая дивная жизнь (Амазонка)

Перевернувшийся в августе 1991 года социальный уклад российской жизни, казалось многим молодым людям, отменяет и бытовавшие прежде нормы человеческих отношений, сами законы существования человека в социуме. Разом изменились представления о том, что такое свобода, честь, достоинство, любовь. Новой абсолютной ценностью жизни сделались деньги. Героине романа «Новая дивная жизнь» (название – аллюзия на известный роман Олдоса Хаксли «О новый дивный мир!»), издававшегося прежде под названием «Амазонка», досталось пройти через многие обольщения наставшего времени, выпало в полной мере испытать на себе все его заблуждения.