Почему я верю. Простые ответы на сложные вопросы - [42]

Бывает так, что сердце часто чувствует верно, а ум может подсунуть человеку «свинью»: «Да ладно, перестань, какой Бог!» Как в известном анекдоте (анекдот — это же откровение о человеке, некая фиксированная правда, рассказанная в очень доступной и краткой форме) про человека, который сорвался с высокого этажа и, пока летел до земли, успел дать Богу множество обещаний: «Да я больше никогда!.. да я больше ни за что!..» В итоге он падает в какой-то ворох сена и, отряхиваясь, говорит: «Пару секунд летел, а сколько ерунды надумал!» Это тоже правда о человеке, о лукавстве и неблагодарности человеческих.

Представляете, сколько в мире есть и было людей, какие они все разные, и все потенциально хорошие, и как Бог смотрит на каждого из них в отдельности и каждого в отдельности любит. В ответ на эту любовь, на это ожидание человек должен был бы совершить ответное движение к Богу, а вместо этого — какое-то многомиллионное, многомиллиардное лукавство…

О том, какими могут быть святые

— Есть ли святые, которых можно назвать «святыми покровителями атеистов», то есть те, кому самому пришлось пройти трудный путь от неверия к вере?

— Первый, кто приходит на ум, это блаженный Августин, прошедший очень длинный путь к Церкви. Это помощник тем, в ком есть некий избыток дарований и жажда истины, у кого неспокойная, ищущая душа; кто тщеславен, умен и ненасытен; кто мечется между юриспруденцией, театральным искусством, философией, военным делом, отшельничеством и кому всего мира мало. Блаженный Августин был именно таким — тщеславным, энергичным, талантливым, ненасытным, нашедшим Бога очень поздно, успевшим пройти все возможные «синусоиды» на этом пути. Для подобных ему людей этот святой может быть незаменимым помощником и молитвенником.

Много людей, не искавших Бога, но нашедших Его, есть среди мучеников, которые зажглись огнем веры, видя страдания христиан, казнимых за Христа, и их твердость. Когда истязали великомученика Георгия или великомученицу Варвару, немало из наблюдавших их страдания загорались верой, исповедовали Христа Богом и умирали вслед за ними. Великомученики совершали апостольский труд — фактом своего беспримерного терпения и благодати, которая была с ними рядом и помогала им, они обратили к Богу множество людей.

Например, есть такая супружеская пара мучеников: Адриан и Наталья. Адриан был нотариусом: он записывал протоколы допросов христиан. Перед его глазами проходили люди разных возрастов, доходов, состояний, мужчины и женщины, которых ожидали ссылки, гонения, лишение имущества, смерть. Изо дня в день он видел этих людей, смотрел на них, записывал их показания — где ты родился? как тебя зовут? христианин ли ты? готов ли ты страдать за свою веру? Его поражала их твердость в своей вере. И Адриан заинтересовался, стал специально приходить к христианам в темницу, разговаривать с ними, спрашивать: «Вы же не преступники, не убийцы. Вас ожидают страшные мучения, в лучшем случае — изгнание. Зачем вы решаетесь на это? Что вы ожидаете взамен? Что дает вам ваша вера?» И они отвечали: «Мы не можем тебе этого объяснить. Но то, что Бог обещал нам, несравнимо ни с чем. Он вознаградит нас за верность Ему!»

И эти христиане зажгли Адриана своим исповеданием, так что на очередном допросе он сказал: «Я — тоже христианин!» И — встал вместе с ними.

Такие мученики и великомученики, и те, кто зажегся верой от них, могут быть молитвенниками за людей, ничего специально не ищущих, но которым нужен пример чужой веры, — такой веры, удивившись которой они смогли бы найти свой путь к Богу.

— Отец Андрей, в предыдущих беседах Вы несколько раз упомянули святителя Луку Войно-Ясенецкого, как человека, выбивающегося из привычных представлений о том, каким должен быть святой. Не могли бы Вы рассказать о нем? Что делает его особенным?

— Здесь, пожалуй, вопрос не только в святителе Луке, — вопрос шире, он касается святости как таковой.

Святитель Лука в первую очередь сочетал в себе вещи, которые до него не сочетались ни в ком: хирургию и епископство. Святые врачи-бессребреники, которых мы чтим, во-первых, не были хирургами в современном представлении. На иконах великомученик Пантелеймон изображен держащим в руках ложечку и коробочку с разными мазями, притираниями и порошками, но у него нет в руках скальпеля. У святителя Луки скальпель был. Он оперировал, резал, трепанировал — делал все то, что предполагала его врачебная профессия. И во-вторых, целители Косьма, Дамиан, Пантелеймон не имели сана, они не были служителями Церкви. А святитель Лука был епископом.

Сам факт такого сочетания противоположностей очень характерен для нашего сумасшедшего века, в котором схлестнулось много несочетаемого и несовместимого. Это было время, когда стало трудно осуществить привычные «модели святости», нужны были новые, и жизнь святителя Луки — один из примеров того, какой может быть жизнь праведника в страшную и сложную новую эпоху.

Потом, святитель Лука сочетал в себе строгость и любовь. Эти черты представляются нам противоположными, но у святых строгость и любовь вполне сочетаются. Например, Николай Чудотворец — любвеобильный помощник и вместе с тем очень строгий обличитель, наказывающий тех, кто должен быть наказан. В акафисте Святителю Николаю поется: «Радуйся, согреяние сущих во мразех! Радуйся, быстрое нищих услышание!», и вдруг — «Радуйся, страшный наказателю обидящих!»…