Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках - [150]

Поэтому, учитывая, что и экономика СССР была не более жизнеспособной, чем экономика стран Восточной Европы, и на самом деле уже и судьба самого СССР с середины 1960-х целиком зависела от цен на нефть и кредитов Запада, не надо удивляться, что не сразу, но с какого-то момента именно в 1990 году, когда «пустые полки» в магазинах начали угрожать самому существованию СССР, Горбачев начал прислушиваться к тем сотрудникам Международного отдела ЦК КПСС, которые советовали ему пойти на объединение ГДР и Германии за счет серьезных кредитов. Правда, я не помню, чтобы кто-нибудь из германистов, сотрудников «Международного отдела», соглашался бы на то, чтобы объединенная Германия осталась в НАТО. Правда, я ушел из ЦК в марте 1990 года и уже не знаю, как проходили дискуссии на эту тему в стенах нашего Отдела. Наиболее реалистичным из всех специалистов по Германии (кстати, близкий к Фалину человек, его помощник Португалов) уже с 1989 года, с началом всей этой эпопеи с беженцами из ГДР, которые через границу Венгрии перешли в Австрию, призывал руководство страны не медлить и на выгодных для нас условиях договариваться с ФРГ об ее объединении с ГДР. «Дураки, – говорил о верхах Николай Португалов во время нашего традиционного кофе вместе с Андреем Грачевым в буфете на 1 этаже 3 подъезда ЦК КПСС. – Они забыли о Ленине. Только сегодня, завтра будет поздно. Сегодня дадут много, а завтра сами объединяться, без нашего на то разрешения, и нам не дадут ничего».

И, как я помню, германовед, специалист по ФРГ, сотрудник нашего ИЭМСС АН СССР профессор В. Дашичев еще до падения Берлинской стены привозил в Международный отдел ЦК КПСС предложения Горбачеву от команды Коля согласиться на объединение ГДР с ФРГ за 20 млрд марок. Понятно, что пока существовала ГДР как социалистическая страна, Горбачев не мог на это пойти. Но на мой взгляд, уже в июле 1990 года Горбачев мог соглашаться на вхождение объединенной Германии в НАТО на более серьезных условиях, чем 20 млрд марок. Правда, теперь понятно, что, если бы даже Горбачев не дал согласия во время встречи в Архызе на вхождение объединенной Германии в НАТО, СССР уже бы не смог остановить начавшееся поглощение прежде всего экономики ГДР более мощной ФРГ. Вряд ли СССР решился бы и при другом руководстве начать третью мировую войну и использовать 4 тысячи 100 танков и 8 тысяч бронемашин, которыми располагала советская группировка в ГДР в начале 1990 года. И лично я не слышал, чтобы в Международном отделе ЦК КПСС после падения Берлинской стены кто-то всерьез бы обсуждал саму возможность спасения социализма в ГДР путем подавления восстания его населения против Берлинской стены. Не забывайте, что еще в мае 1986 года Политбюро ЦК КПСС, членами которого были и Громыко, и Соломенцев, и Чебриков, приняло по инициативе Горбачева Меморандум, предусматривающий не только отказ от формулы ограниченного суверенитета стран Варшавского договора, но и вообще от, как говорилось в этом документе, прошлой практики «одергивания и патернализма», «окрика», «понукания», которая, как говорилось в этом документе, нанесла громадный вред отношениям КПСС с коммунистическими партиями Восточной Европы, породила «неискренность и формализм».

Если уж смотреть на судьбу социализма в странах Восточной Европы с исторической точки зрения, то надо осознавать, что в исходной нежизнеспособности, противоестественности самой модели социализма, созданной большевиками в России, в его исходной, непреодолимой экономической отсталости была заложена неизбежность его смерти. Все те, кто сегодня обвиняет Горбачева в том, что он предал СССР, забыли, что 25 % ВВП СССР формировалось за счет продажи спиртных напитков, т. е. за счет убийства собственного населения. Все эти патриоты забыли, что после начала коллективизации, т. е. начала 1930-х годов 70 % населения СССР никогда не могло купить мяса в государственных магазинах. Все забыли, что СССР, который обладал 50 % чернозема всей планеты, не мог вырастить достаточно зерна, чтобы самим, без помощи из Канады, выпекать хлеб для населения страны. Мы забыли, что отчаянные попытки Брежнева на протяжение более 10 лет спасти Нечерноземье РСФСР, ничего не дали. Он потратил на эти цели 25 млрд золотых рублей и получил прирост сельскохозяйственной продукции в год в этом регионе всего лишь на 1 %. И в этой неизбежной смерти нашей советской модели социализма раскрыта страшная правда, о которой мы до сих пор не хотим знать. Как я помню, когда в октябре 1989 года в ЦК КПСС приехал Первый секретарь ЦК ПОРП и пришел на встречу с аппаратом ЦК КПСС, он решился сказать нам, сотрудникам ЦК, эту страшную правду о социализме. «Я пришел встретиться с вами, – говорил напряженный как пружина, взъерошенный Раковский, – не для того, чтобы выслушивать обвинения и упреки. Скажу сразу: я не продавал социализм по той простой причине, что его продать нельзя. Он никому не нужен. Все, что мы с вами построили, на что мы, поляки, потратили 40 лет, а вы – 70, не стоит ломанного гроша, с ним ничего нельзя делать. Даже гордость польского судостроения – Гданьскую судоверфь – никто не хочет покупать. Так что не надо обвинять меня в том, что я продал или распродаю социализм. Нельзя продать то, что не имеет цены».