Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках - [152]
И мне кажется, что все-таки лидеры ВСРП были самыми реалистичными в оценке перспектив своего социализма. И, конечно, причиной тому – события 1956 года. Потери советской армии при подавлении Будапештского восстания составляли около 700 человек, но ведь советская армия входила в Будапешт на танках, а защитники города их не имели. Поэтому, наверное, количество погибших в ходе сопротивления войскам СССР жителей Будапешта было значительно больше, речь идет о нескольких тысячах. И руководители ВСРП всегда это помнили и понимали, что рано или поздно им придется отдавать власть оппозиции, и что их руки должны быть чистыми. Когда я в 1974 году как гость жил в Будапеште у бывшего заведующего Отделом пропаганды ЦК ВСРП Иштвана Балога, я спросил: «А почему ты с женой живешь в такой скромной двухкомнатной квартире?» Он мне ответил: «А для того, чтобы, когда мы будем сдавать власть, у нас были чистые руки». Идея «чистых» рук и передачи власти оппозиции была после трагедии 1956 года навязчивой для всех лидеров ВСРП. Уже в октябре 1986 года я пригласил в наш ИМЭСС АН СССР своего давнего знакомого Иштвана Пожгаи, одного из руководителей Венгрии, тогдашнего президента Национального собрания, выступить перед коллективом нашего института. Он в это время был на кратковременной стажировке в АОН при ЦК КПСС. Директор института Олег Богомолов почему-то не пришел на встречу своего коллектива с этим очень популярным лидером Венгрии. И здесь Иштван Пожгаи, за три года до «бархатных революций» 1989 года, сказал нам, что ни «наш венгерский гуляшный социализм, ни социализм ГДР, несмотря на то, что его называют витриной социализма, не имеют будущего, если мы не пойдем на смелые, демократические реформы». А когда Пожгаи спросили: «А что будет делать ВСРП, если она при вашем демократическом социализме потерпит поражение на выборах?», он ответил: «Как любая цивилизованная европейская партия, мы уйдем в оппозицию и будем добиваться победы на новых выборах». Так что, на мой взгляд, никто не мог остановить начавшиеся давно, еще в 1960-е годы, процессы перерождения социалистических стран Восточной Европы в нормальные европейские демократические страны.
Кстати, так и произошло, как говорил Пожгаи: ВСРП, проиграв на демократических выборах в 1989 году, которые она по своей инициативе организовала, спокойна отдала власть оппозиции. И, кстати, в Венгрии не было того безумия люстрации, преследование членов правящей партии, которое было в Чехословакии и ГДР. Правда, через несколько лет ВСРП уже как свободная, демократическая социалистическая партия, снова пришла к власти благодаря победе на выборах в уже свободной капиталистической Венгрии. И это говорит о том, что на самом деле никакой «бархатной революции» в точном смысле этого слова «революция», не было ни в Венгрии, ни в Польше. Просто и ВСРП, и ПОРП сами отказались от навязанной им политической системы и отдали власть уже в 1989 году в руки оппозиции.
И здесь – главный вопрос, к которому подводит меня мой анализ глубинных причин падения Берлинской стены, причин смерти социализма в странах Восточной Европы. А что бы делали другие члены Политбюро 1980-х, если бы они, к примеру, Романов, а не Горбачев, стали бы руководителями КПСС и, к примеру, если бы руководство Венгрии или Польши, как я рассказал, само бы капитулировало и отдало власть оппозиции? Ввел бы войска в Венгрию или в Польшу этот «другой» руководитель СССР, этот «не-Горбачев»? Я думаю – вряд ли. На самом деле, от политики «ограниченного суверенитета» стран Восточной Европы отказался не Горбачев, а еще Брежнев в 1980 году, когда в октябре 1980 года отказался вводить войска в Польшу для подавления «Солидарности». А как можно было спасти мертвую экономику стран Восточной Европы, если бы в ответ на насилие руководства СССР по отношению к ним Запад перестал бы давать кредиты и нам, и этим странам? Сталин решил бы эти вопросы так, как их решает сегодня Ким Чен Ын, т. е., спасая социализм, обрек бы на голод население собственной страны. Мы как-то забыли, что в 1948–1949 гг. во время нового голода в СССР, когда только на Украине умерло более 1 млн человек, Сталин отсылал зерно и продовольствие в страны Восточной Европы для того, чтобы поднять престиж навязанной им власти в глазах местного населения. Но можно было бы тактику Сталина в деле спасения стран Восточной Европы за счет умерщвления собственного населения повторить уже в 1980-е – начале 1990-х? Наверное, уже нет. После Хрущева гуманизация затронула всех членов Политбюро ЦК КПСС. В каком-то смысле все они стали «шестидесятниками», противниками побед социализма на крови. Так что я думаю, любой руководитель СССР, который вместо Горбачева пришел бы на смену Черненко, не жертвовал бы интересами своей страны во имя спасения изначально мертвого социализма в странах Восточной Европы. Я думаю, пора осознать, что весь этот эксперимент Сталина с созданием советской системы в странах Восточной Европы был пустой и ненужной затеей, из-за которой мучились 40 лет народы Восточной Европы и который для России ничего не дал, кроме врагов, ненавидящих нас за то, что мы так долго их мучили.
За «концепцией» стоит какой-то странный патриотизм, какая-то странная любовь к своей Отчизне, причудливо сочетающаяся с кровожадной небрежностью к соотечественникам. В рамках этого мировоззрения причудливым образом соединяется и функциональная трактовка террора как средства строительства новой жизни, и идея особой русской, противоположной Западу цивилизации, и, наконец, все это скрепляется марксистской трактовкой истории как необратимого движения к коммунизму. Мы имеем здесь дело со смесью взаимоисключающих идей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ципко Александр Сергеевич принял активное участие в разработке идеологии перестройки. Автор книги попытался ввести анализ идейных истоков перестройки в контекст нынешних споров о существовании особой русской общинной цивилизации. В отличие от нынешних неославянофилов, он связывает русский культурный код не с уравнительными настроениями беднейшего крестьянства или с революционными страстями Степана Разина, а с основополагающими гуманистическими ценностями великой русской культуры XIX века и русской религиозной философии начала XX века. При оценке исторического значения демонтажа политических основ советской системы, совершенного Горбачевым во время перестройки, автор книги исходил из того, что все те, кто прославил русскую общественную мысль, кого принято называть русскими гениями, восприняли ленинский Октябрь как национальную катастрофу, а большевистский эксперимент – как насилие над русской душой.
В своих последних статьях, собранных в этой книге, автор пытается понять, почему посткрымская Россия не хочет знать главную правду о большевизме, правду о том, что «возникновение на Западе фашизма стало возможно только благодаря русскому коммунизму, которого не было бы без Ленина» (Николай Бердяев). С точки зрения автора, главной причиной нашего русского нежелания расстаться с соблазнами и иллюзиями коммунизма, нежелания «жить не по лжи» (Александр Солженицын) является апатия души и мысли, рожденная испытаниями страшного русского ХХ века, жизнью на вечном надрыве, «затянув пояса», жизни, требующей бесконечных, часто бессмысленных жертв.
Есть все основания говорить, что нынешние массовые рецидивы крепостнического, аморального славянофильства, вся эта антизападная истерия являются свидетельством какого-то нового сдвига в общественном сознании. Все эти модные разговоры об особой русской миссии, об особом проектном сознании идут не столько от любви к России, сколько от незнания, что делать, как вести себя. Отсюда и соблазн сказать, что мы живем не хуже, а по-своему.
В данной работе рассматривается проблема роли ислама в зонах конфликтов (так называемых «горячих точках») тех регионов СНГ, где компактно проживают мусульмане. Подобную тему нельзя не считать актуальной, так как на территории СНГ большинство региональных войн произошло, именно, в мусульманских районах. Делается попытка осмысления ситуации в зонах конфликтов на территории СНГ (в том числе и потенциальных), где ислам являлся важной составляющей идеологии одной из противоборствующих сторон.
Меньше чем через десять лет наша планета изменится до не узнаваемости. Пенсионеры, накопившие солидный капитал, и средний класс из Индии и Китая будут определять развитие мирового потребительского рынка, в Африке произойдет промышленная революция, в списках богатейших людей женщины обойдут мужчин, на заводах роботов будет больше, чем рабочих, а главными проблемами человечества станут изменение климата и доступ к чистой воде. Профессор Школы бизнеса Уортона Мауро Гильен, признанный эксперт в области тенденций мирового рынка, считает, что единственный способ понять глобальные преобразования – это мыслить нестандартно.
Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.
Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.