Поцелуй - [2]

– А почему бы он стал возражать? – изобразив удивление, сказала она. Изабель не хотелось его смущать. Ей нравились разговоры с Биллом, у них было так много общих интересов! По сути, она больше ни с кем и не поддерживала контактов. Ее давние подруги не звонили ей уже много лет, с тех пор как Изабель из-за Тедди практически перестала выходить из дома.

Тем не менее, звонки Билла действительно могли не нравиться Гордону. Она как-то упомянула о книгах, которые тот прислал, и мужа это явно покоробило, хотя он и промолчал. Так что о телефонных звонках Робинсона Изабель говорить ему уже не стала. Во-первых, она не знала, как их объяснить, а во-вторых, они же совершенно невинны – в их разговорах нет ничего личного и тем более недостойного. По правде говоря, Изабель подозревала, что, узнав о ночных беседах, Гордон проявил бы недовольство, а терять дружбу Билла ей не хотелось.

Сначала Билл звонил раз в две-три недели, потом чаще. Через год после знакомства они второй раз в жизни встретились – за ленчем, а однажды, когда Гордон был в отъезде, Робинсон пригласил ее на ужин. Они сидели в расположенном неподалеку тихом бистро, время текло незаметно, и, придя домой, Изабель была потрясена тем, что уже перевалило за полночь. Она чувствовала себя увядающим цветком, на который телефонные разговоры и редкие встречи с Биллом действовали словно благодатный дождь. Ведь, кроме детей, Изабель было просто не с кем поговорить.

Гордон уже много лет возглавлял крупнейший в Париже американский инвестиционный банк. Он был на семнадцать лет старше Изабель – ему исполнилось пятьдесят восемь. За последние годы они сильно отдалились друг от друга, и Изабель подозревала, что причиной тому Тедди. Отвращение мужа ко всему, что было связано с болезнью мальчика, принимало характер настоящей фобии. Тедди это чувствовал и раньше даже считал, что отец его ненавидит, но позже изменил свою точку зрения. К десяти годам он понял, что отца просто пугает его болезнь и, чтобы не оказаться во власти этого своего страха, он старается полностью игнорировать ребенка, делая вид, будто его вообще не существует. Тедди никогда не держал на него зла и говорил с Изабель об отце с таким задумчивым видом, словно речь шла о какой-то далекой стране, в которой он хотел бы побывать, но знает, что она ему недоступна. Отец и сын были друг другу совершенно чужими.

Целиком переключившись на работу, Гордон за последние годы максимально отстранился от домашних дел и от собственной жены. Единственным членом семьи, к которому он как будто был даже слегка привязан, являлась Софи, по характеру больше походившая на него, чем на свою мать. Софи и Гордон во многом одинаково смотрели на жизнь. Отец тщательно подавлял в себе все эмоции, которые он считал проявлением слабости, а дочь, очевидно, просто унаследовала эту черту. Еще в младенчестве она была совсем не такой ласковой, как брат, и предпочитала не обращаться к матери за помощью, а делать все самой. Холодность Гордона она воспринимала как проявление независимости и достоинства. Изабель иногда думала, что сдержанность дочери – результат того внимания, которое мать уделяла брату. Чтобы не чувствовать себя обделенной, Софи убедила себя и своих родных, что ей ничего от них не нужно. Она не вела задушевных бесед с Изабель и старалась не показывать своих чувств, а если и была с кем-то откровенна, то не с матерью, а с подругами. Изабель всегда тешила себя надеждой, что, когда Софи повзрослеет, они смогут найти общий язык и стать друзьями, но пока отношения с дочерью оставляли желать лучшего.

Холодность, с которой относился к жене Гордон, ощущалась гораздо сильнее. Сдержанность Софи еще можно было объяснить желанием самоутвердиться, доказать, что она твердо стоит на ногах и не нуждается в материнском внимании. Истоки же охлаждения мужа коренились значительно глубже. Изабель казалось, что она стала для него олицетворением того несчастья, которое свалилось на их семью.

Гордон обычно смотрел на жизнь совершенно бесстрастно, словно издали наблюдал за игрой, не вмешиваясь в нее, – в отличие от Тедди и Изабель, которые во все вкладывали душу. Гордон отдалился от жены много лет назад, вскоре после рождения Тедди, и задолго до ее знакомства с Биллом покинул общую спальню. Тогда он объяснил это тем, что она его беспокоит, так как слишком поздно ложится и слишком рано встает, но это были лишь отговорки. Не желая усложнять и без того натянутые отношения, она не посмела ему возражать и с грустью наблюдала, как его привязанность к ней постепенно сходила на нет, а затем и вовсе исчезла.

Изабель даже не могла припомнить, когда они в последний раз обнимались, целовались или занимались любовью. Она полагала, что муж не только напрямую ассоциирует ее с болезнью Тедди, но и считает ее виновной, хотя врачи заверяли Изабель в обратном. С Гордоном они никогда об этом не говорили, так что у нее не было никакой возможности снять с себя его невысказанные обвинения, но она всегда ощущала их груз. По-видимому, даже сам вид Изабель напоминал ему о немощи ребенка, поэтому, вычеркнув из своей жизни сына, он, в конце концов, вычеркнул из нее и жену, отгородившись от нее высокой и прочной стеной. Возможно, таким образом, он защищал до сих пор таившегося в глубинах его существа ребенка от угнетающего душу зрелища несчастья. Что же касается стены, то Изабель больше не пыталась ее преодолеть. Все ее прежние попытки сблизиться с мужем оставались тщетными, Гордон сопротивлялся ее усилиям, и, в конце концов, она смирилась с существующим положением.