Поцелуй сатаны - [8]

— А дальше, что дальше? Не будешь ведь ты век раздумывать, чем заняться? — видя, что он замолчал, сказала Лариса. Она с интересом слушала его.

Что делать дальше — он пока не знал. Возможностей теперь открывается много. Кроме торговых кооперативов, есть ведь и научно-исследовательские, гуманитарные, даже изобретательские. Можно уехать из города в село и там попробовать себя в сельском хозяйстве. Уезжают ведь туда инженеры, даже кандидаты наук. Перспектива сменить городской удушливый климат на чистый сельский воздух и природу привлекала его, но, наверное, слишком он городской человек. Его родители и он сам родились в Ленинграде. Одно дело провести в деревне отпуск, а другое — поселиться там навсегда. Студентом он с приятелями и аспирантами института «шабашил» в совхозах Псковщины. Один раз за летний сезон заработали каждый по тысяче рублей. Построили вместительный скотник в Пореченском районе. Правда, и вкалывали с раннего утра до заката. Местные смотрели на них как на ненормальных. Сами-то работали в колхозе спустя рукава, иногда всей деревней запивали на неделю. Ревела некормленая, недоенная скотина, гибли телята, поросята… Эти шабашки оставили все-таки приятные воспоминания. Были и уловистые рыбалки, и купания в чем мать родила на тихих лесных озерах, и даже мимолетный роман с молодой агрономшей…

— Я уже один раз поторопился, поступил не в тот институт. Теперь не буду спешить, — уклончиво ответил он.

— У Павлика новенькая «девятка», — сказала Лариса. — А ты все ездишь на старых «Жигулях» с лысой резиной?

— Аккумулятор сел, а новый не достать. Так что пешком хожу.

— Хочешь, попрошу Павлика? Он все может.

— Как-нибудь без Павлика обойдусь, — проворчал Николай. Наверное, он сделал движение в сторону стула с одеждой, потому что Лариса резко приподнялась и спустила полные белые ноги на ковер. Он мельком отметил, что у нее желтые пятки, а костяшки больших пальцев немного оттопыриваются.

— Ты спешишь? — закинув вверх руки и поправляя волосы, спросила она.

— Куда мне спешить? — усмехнулся он, но и сам почувствовал, что в голосе прозвучали неискренние нотки. Уйти из этой душной и сумрачной комнаты с большой продавленной посередине тахтой ему уже давно хотелось. Его взгляд зацепился за безвкусную картину в позолоченной раме: растопыривший веером хвост с медалями павлин клюет из серебристого блюда вишни, причем каждая ягода размером с яблоко, сквозь павлиний хвост смутно вырисовывался кособокий терем, напоминающий китайскую пагоду. На широком облупленном подоконнике — несколько горшков с хилыми кактусами.

Они молча оделись. Лариса сложила простыню, одеяло и запихнула в светлый шкаф, поправила накидку на тахте, даже подняла с пола изогнувшееся серпом перо из подушки и сунула в пепельницу. За мутным в разводах окном виднелась желтая, с мокрыми потеками стена здания. Ни одного окна. Внизу громко мяукала кошка, урчал мотор, грохотали металлическими баками мусорщики. Из кухни доносился хриплый голос, занудливо выводящий: «Синий туман, синий туман»… Николай частенько слышал этот неприятный голос, глупые однообразные слова. Лариса не выключила репродуктор и дурацкая песенка все больше раздражала. Сколько бездарностей хлынуло в эфир, на телевидение! «Хрипачи» и поющие «хипачи» начисто вытеснили настоящее искусство. С утра до вечера завывают электронные инструменты, хрипят и сипят лохматые бородатые бездари в странных одеяниях, а иногда почти голые.

Николай поцеловал в темной прихожей Ларису. Губы ее были сухие и на поцелуй она не ответила. Опять чем-то недовольна! Всякий раз, уходя от нее, он чувствовал себя виноватым. По-видимому, Лариса Пивоварова принадлежала к тем людям, которые всегда морально давят на других, заставляя их чувствовать себя без вины виноватыми. На своем веку Уланов таких встречал немало.

— Я тебе позвоню, — произнес он на пороге дежурную фразу. Металлическая ручка держалась на одном винте. Мужчин в доме нет, что ли?..

— А может, не стоит? — возразила она. Четкий профиль ее отпечатался на фоне дверного проема кухни. Белая заколка едва сдерживала ее темные волосы, небрежно собранные в узел. На Ларисе стеганый сиреневый халат. Наверное, тоже подарок Павлика…

— Что-нибудь не так? — спросил он, сдерживая раздражение.

— Я тебе сама позвоню, — сказала она, нетерпеливо дернув плечом. Рот ее перекосился от сдерживаемого зевка.

— После свадьбы?

— Может, и до, — улыбнулась она. — Ты уж прости, Коленька, на свадьбу я тебя не приглашу.

— А я хотел величальную речь произнести… Твой Павлик лопнул бы от гордости, что ему такое сокровище досталось!

— Я рада, что ты обо мне такого высокого мнения, — произнесла она и зевнула. Глаза ее превратились в две щелки. Старая обшарпанная двустворчатая дверь захлопнулась. Со стены упал на цементный пол кусочек шпаклевки.

Казалось, небо совсем опустилось на крыши домов, на тротуары. Да и неба-то не было — сплошное туманно-серое колыхание. Проскочивший мимо «Москвич» обрызгал полу куртки и джинсы. Николай даже грозить кулаком шоферу не стал: кругом блестят лужи. Не по воздуху же им летать. У многих прохожих сумки в пятнах грязи. Это не от машин — от ног.