Побег из преисподней - [6]

Сообразив, что снова про опекуна думает, Рету разозлился, укусил себя за руку, чтобы отвлечься, да так и замер. Труба показала, что над лесом к городку летело что-то странное, не похожее на рыцаря на пегасе. Все в рогах. Не долетая до города, это что-то спланировало на полянку и там раздвоилось: оказывается, одна диковинка сидела верхом на другой. У Рету глаза загорелись от восторга, ведь не всякий день такое увидеть доведется.

Потом рогатые преобразились — выросты, шипы и хвосты исчезли, вполне себе люди в длинных плащах, один высокий и величественный, а второй толстый, просто-таки необъятный, потопали, ломая кусты, к дороге, что вела от озерной пристани к городским воротам.

В покосившемся храме, стоявшем на той же площади, что и башня мага, ударил колокол.

Пора было идти к опекуну.

Через городскую площадь Рету плелся нога за ногу. Хоть и есть хотелось, живот песни пел. Но появляться перед опекуном, озверевшим от задержки платы за воспитанника, просто сил никаких не было. Смотреть на его кислое лицо, слушать бесконечные жалобы на жизнь. Противно.

Рету вошел в трактир. Все как обычно.

Опекун сидел за любимым столиком в «чистой» половине и брезгливо ковырял вилкой в тарелке. Воспитанника терпеливо ждала миска похлебки — нет оплаты за обучение, нет и жаркого, родину не выбирают, сынок.

Рету прошел к столику, поклонился наставнику, как положено.

— Где шляешься? — скривился опекун и махнул вилкой. — Ешь быстрее, не задерживай.

Рету молча взял ложку. Не чувствуя вкуса, принялся хлебать жидкое варево.

Опекун изящно резал мясо на крохотные кусочки, работая ножом, как смычком, всем своим видом показывая, что манеры не пропьешь.

На обычной половине трактира шуму было больше, чем всегда Сказывалось отсутствие Найсы. Рету украдкой поглядывал в ту сторону: там было куда веселее, нежели на «чистой» половине. И когда в зал вошли двое, один длинный, второй толстый, он их сразу узнал, хоть и видел издалека. Вблизи парочка оказалась еще интереснее — то, что это птицы высокого полета, было видно сразу. Вот купец, казалось бы, тоже и плащ куньим мехом подбитый наденет, и бархатные штаны натянет, богаче, чем у иного короля, — а все ж таки будто написано на нем «торговец!». По нему видно, что и плащ он бережет больше себя, и штаны у него для вида, для важности, он в них на самом краешке стула сидит, чтобы не помялись, не залоснились, вещь-то дорогая. А по этим сразу понятно: в лохмотьях они сидеть будут или в пурпуре — им все едино, но к пурпуру они привыкли, не считают его за роскошь. На «чистую» половину не пошли, у окна сели, вольготно так. Трактирщик у стола замер — в глазах восторг и обожание. Чувствует, что крупный заказ будет.

Длинный — угрюмый красавец с орлиным носом, с выпирающим подбородком — заказывать не стал, в окно уставился, будто ничего интереснее, чем захудалая городская площадь, ему в жизни не попадалось. Толстяк переговоры вел (Рету прикинул про себя — похоже, что именно толстяк длинного-то и вез, понятно, что ездок не проголодался, а вот скакун очень даже запросто!) Под заказанные толстяком яства стола еле-еле хватило.

Балагуря, толстяк принялся уничтожать еду.

Тут даже опекун заметил, что весь трактир на приметных посетителей смотрит, а не на его манеры (для горожан это тоже было любимым развлечением). Вытерпеть такого пренебрежения он не мог, бросив жаркое недоеденным, резко встал и пошел к выходу.

Рету был уверен, что случись дело в столице, в лучшие для опекуна годы, он бы высокомерно швырнул под ноги хозяина заведения несколько монет и презрительно удалился. Но здесь швырять было нечего, поэтому опекун, бросив мимолетный надменный взгляд на парочку за столом, холодно сказал трактирщику;

— Запишите там на мой счет, милейший!

— Будет сделано, — безмятежно отозвался трактирщик, ни на секундочку не оторвав преданного взгляда от толстяка (вдруг еще чего-нибудь закажет!).

Опекун вздернул нос и вышел вон.

Толстяк с набитым ртом пробурчал что-то очень смешное. Явно по поводу опекуна. Все кругом так и грохнули.

Рету боком выбрался из-за стола и заспешил к выходу.

Жилье они снимали тут же, в двух шагах от трактира, чтобы опекуну ходить недалеко было. Две комнаты на втором этаже для опекуна и чердак для Рету. В одной комнате опекун спал, в другой уроки проводил. Рету нравился внутренний дворик дома с колодцем, с площадкой для игр. Иногда там проходили уроки боя на легких клинках. Их вел сам опекун, объясняя, что мечом в узких столичных улочках особо не помашешь, там, скорее, длинного ножа в бок нужно опасаться. И защищаться лучше чем-то похожим.

А чердак Рету даже нравился. Во-первых, он в нем был полновластным хозяином. Во-вторых, выше всех в доме. А в-третьих, небо звездное в окно хорошо видно, смотри сколько влезет, красота!

Но сейчас пришлось в комнаты идти, гадая, что будет. Тоже, как маг, заставит про наш благословенный Невендаар писать или еще какую-нибудь гадость придумает?

Опекун сидел за столом — сама задумчивая добродетель во плоти. Рету внутренне сжался — слышал, значит, воспитатель насмешки толстяка. Сейчас найдет, на ком отыграться.