ФРАНЦИЯ. Гиень. 1486год.
Только Жаккетта наворотила побольше сена на вилы и уже собиралась перенести его, как в сарай влетела взбудораженная матушка. Достаточно было взглянуть на ее разгоряченное, потное лицо под большим, сбившимся набок чепцом, чтобы понять, что произошло что–то сверхъестественное.
– Жаккетта, доченька, бросай это чертово сено! (Прости, Господи, Владычица Небесная, не хотела, а согрешила словом!) Госпожа Изабелла берет тебя в замок! – и госпожа Рено с размаху плюхнулась в сено, утирая лицо краем фартука.
Тетушка Фелиза была права: это событие было счастьем для их семьи и непонятным чудом для всей остальной округи. Хотя на взгляд местных парней Жаккетта была девушкой хоть куда: природа щедро наделила ее телесными достоинствами, – но по мнению женской части деревни она была чересчур проста, толста и грубовата.
– И что нашла в этой кадушке госпожа Изабелла? – удивлялись местные кумушки, чьи дочки были несправедливо (как им казалось) обойдены.
Причина, однако, была достаточно проста, но имела небольшую предысторию.
Несколько недель назад мадам Изабелла, графиня де Монпеза¢, владелица всей округи, одна из самых родовитых сеньор Аквитании, заполучила назад в родовое гнездо свою единственную дочь, которая до этого воспитывалась в монастыре урсулинок.
Вполне заурядное событие.
Молодая графиня покорила всю округу надменной красотой и изысканными нарядами. Хрупкая материнская любовь мадам Изабеллы (которая, во время нахождения дочери в монастыре, посещала ее не чаще одного раза в полгода, не считая, конечно, больших праздников) поначалу распустилась пышным цветом, видя такой успех, но потом получила сильнейший удар.
Этот удар нанес никто иной, как сердечный друг графини, ее великовозрастный паж Робер. На балу, данном в честь возвращения единственной наследницы славного рода де Монпеза¢ к родным пенатам, Робер так открыто посылал в сторону Жанны восхищенные взгляды, что это заметило большинство присутствующих, а мадам де Сент–Оле доверительно шепнула соседке:
– Посмотрите, милочка, какое бесстыдство! Этот красавчик Робер времени не теряет. Как, вы не знаете его историю?! Я сейчас Вам все расскажу! Покойному графу в последние годы жизни стали поднадоедать женщины, которых у него было великое множество, уж можете мне поверить! Кстати, про графиню я и не говорю. К ней он испытывал неодолимое отвращение уже через год после свадьбы. Да она и не страдала. Так о чем это я? Ах, да… Граф взял этого юного красавчика оруженосцем, но мы то с Вами знаем, к а к и м оруженосцем он его взял! Мерзость, верно?! Не прошло и года после этого, как граф от беспутной жизни скончался и тут осиротевшего Робера пригрела графиня… Из оруженосцев в пажи, где такое видано[1]? А теперь он подбивает клинья к дочери – всю семейку хочет обслужить. Только зря он старается… Скажу исключительно Вам… По секрету… Моя дочь тоже у урсулинок, так она говорит, что такой гордячки, как эта Жанна свет не видывал! Ведет себя так, как будто она принцесса крови! Все уши девочкам прожужжала про то, что она прямая наследница Элеоноры Аквитанской. А какая там прямая – все по младшей линии, да и Элеонора эта ведьма, говорят, была. После мессы на освящение даров никогда не оставалась, сразу после Евангелия уходила. А попробовал как–то муж удержать – в окно вороной улетела. Благочестивые люди помалкивали бы о таком родстве!
Мадам Изабелла тоже заметила авансы своего ветреного дружка в сторону дочери и в ее сердце вспыхнула черная ярость. Положения не исправил даже тот факт, что Жанна всем своим видом дала понять пажу, что в ее глазах он стоит, конечно, выше клопа, но значительно ниже таракана.
Догадливый Робер все понял и отправился в опочивальню мадам Изабеллы замаливать грехи. Грехи ему отпустили, но ярость графини переросла в холодную неприязнь к дочери–сопернице. Поэтому–то, подбирая Жанне необходимый штат прислуги, графиня включила в него (конечно же, абсолютно непреднамеренно) самых нелюбимых камеристок и в горничные выбрала наиболее непрезентабельную девицу, которую только могла вспомнить…
* * *
Папаша Рено разбудил Жаккетту до свету: пешком до замка было не близко. Плотненько закусив перед дальней дорогой, (особо налегая – для аппетита – на чеснок), они отправились в путь. Мамаша Рено от неожиданно свалившегося счастья занемогла и проводить дочку не смогла.
Первый час Жаккетта шла в полусне. Еще бы! За всю ночь ей удалось поспать всего ничего: на берегу речки она прощалась со своим сердечным дружком, пастухом Дедье. Сначала прощание было тихим, торжественным и грустным. Дедье целовал ее в полные губы и мрачно спрашивал:
– Не забудешь?!
Но потом в вырез горловины полотняной рубашки Жаккетты заполз муравей…
Некоторое время спустя пение цикад и журчание реки заглушил грудной смех, чертыхание запутавшегося в юбках Дедье и шум буйного поединка. Победила Жаккетта – она смогла первой подняться с искатанной полянки и, выбирая из волос колючки, листву и прочую дребенень, заспешила домой. Пастух же остался лежать, не в силах двинуть ни одной конечностью.