Побег - [88]
Одна учительница сказала своим ученикам, что красный вовсе не плохой цвет, а очень даже красивый. Ученики рассказали об этих крамольных словах своим родителям. Родители стали жаловаться и просить, чтобы учительница, не являющаяся членом ФСПД, уважала их верования, да еще потребовали, чтобы все красное убрали из класса.
Меррилу всегда нравилось красное. Мы перебрали все шкафы нашего семейства и избавились от большей части красной одежды. В тот вечер я смотрела на закат - оранжево-красное зарево. Если Бог хотел сберечь красный только для Иисуса Христа, зачем же тогда он так щедро окрасил им небо?
Когда некоторые из нас несколько дней спустя собрались выпить кофе у Линды, снова всплыла тема горения в груди как доказательства праведности. Джейн, моя веселая и отважная кузина, с которой мы в детстве играли в Апокалипсис, дала старт обсуждению: "Дамы, у меня есть вопрос. К чему вообще все эти чертовы разговоры о горении в груди? Я всегда думала, что жжение в груди - это мастит". (Мастит - это инфекционное заболевание, нередкое у кормящих матерей.) Все засмеялись. Кто-то спросил Джейн, как она осмелилась усомниться в условиях, необходимых для вознесения. - "Ну, — сказала она, — если для вознесения мне нужно воспаление груди, то нет, спасибо! Я уж тогда лучше умру вместе с неправедными!"
Затем обсуждение стало более серьезным: мы говорили, что, похоже, новый экстремизм пустил корни в общине - более радикальный, чем что-либо известное нам ранее. Одна женщина поведала душераздирающую историю о неком офицере полиции в ФСПД. (Все полицейские в нашей общине были членами ФСПД, что усложняло дело, если женщина пыталась сбежать - ей не приходилось ждать от полиции ни помощи, ни защиты. По той же причине бесполезно было сообщать о домашнем насилии - полиция всегда принимала сторону мужа.)
Мне редко доводилось слышать истории столь муторные, как та, что я услышала в то утро. Офицер полиции ФСПД хотел отвезти свою жену на ранчо Стидз, чтобы преподать ей урок послушания. Он завел ее в загон к быку, а затем привязал к шее быка веревку. Он сказал своей беременной жене, что она должна управлять быком на веревке согласно приказаниям своей священнической главы. Она пыталась удерживать быка, но тот убежал, и тащил ее за собой, пока она не выпустила веревку.
Ее муж вошел в загон и снова дал веревку ей в руки, и приказал крепко ее держать. Но бык вырвался от нее, а ее муж пришел в ярость. На этот раз он взял конец веревки и обвязал его вокруг шеи быка и сказал, что лучше бы ей в этот раз постараться. Но это было невозможно. В третий раз он привязал конец веревки к ней, чтобы она не могла ее отпустить. Бык снова потащил ее по загону, она получила тяжелые травмы и потеряла ребенка, что опять-таки было ее виной, ибо она была непослушна.
Выслушав все это, я сказала группе, что у меня в груди горит огонь - я хотела убить этого мужика. Остальные согласились со мной и мы говорили о том, что сделали бы с ним, если бы он когда-либо нас остановил [на дороге]. Эта история широко разошлась по общине, потому что мачеха этого мужчины узнала о том, что он сделал со своей женой, и была так возмущена, что стала говорить об этом. Никто не обратился к властям, потому что мы знали, что его жена будет все отрицать. Мы все знали, что когда дело доходило до того, чтоб защитить себя, мы были бессильны. Я опасалась, что это был крайний случай проявления истерии. Этот полицейский довел понятие "совершенного послушания" до уголовщины.
Послушание, проповедуемое Уорреном, представляло собой полное подчинение женщины своему мужу. Он сказал, что женщинам не следует работать вне дома - им не следует даже покидать дом без разрешения мужа.
Мы всегда держали в секрете наши встречи за чашкой кофе, но тут мы поняли, что нам нужно быть еще более осторожными. Мы становились все более осмотрительными в своих действиях по мере того, как изменения захлестывали нашу общину. Поскольку, в соответствии с новыми учениями Джеффса, от женщин потребовали оставить работу, некоторым семьям стало труднее сводить концы с концами.
Переменам, которые приказным порядком ввел Уоррен Джеффе, подчинялись, так как считали его голосом Пророка, дяди Рулона. Люди не сопротивлялись все более репрессивным порядкам, за которые он ратовал. Более того, считалось, что нас призывают к более высокому уровню евангельской жизни. Это были не репрессии, это была благодать. Бог давал нам новый, лучший путь к истинной вере через Пророка и его спикера, Уоррена Джеффса.
Люди, которые подобно мне, боялись этих перемен и чувствовали опасность, хранили молчание. Говорить о том, что ты чувствуешь, стало небезопасно. Женщины теперь и подумать не могли поехать в город без сопровождения мужчины. Наш муж был нашим богом и верховным господином, вся власть над нашими жизнями была в его руках. Для женщины более не считалось приемлемым войти в комнату, где находится ее муж, не прочитав предварительно молитву с просьбой к Богу вложить в нее тот же дух, который довлеет над ее мужем.
Для меня этот выбор был непрост, так как большую часть времени Меррил был в крайне дурном настроении. Если бы на меня снизошел тот же настрой, кто-то из нас мог пострадать. Эту догму я решила игнорировать.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.