Побег - [78]
Женщины в ФСПД рожали в местной клинике. Младенцев принимала тетушка Лидия, акушерка. Врача же не было никогда, как и обезболивающих лекарств. Женщины во время родов должны были вести себя тихо. Если женщина кричала или издавала громкие звуки, то ее осуждали за недостаток самообладания. Иногда муж женщины делал ей замечания во время родов.
То, что их не допустили присутствовать на родах Барбары, Тэмми и Кэтлин ощущали как предательство. По их мнению, всем шести женам следовало бы быть там; они критиковали меня за совершенно иную точку зрения, считая, что я взбунтовалась против наших традиций.
"Кэролин, ты не имеешь права на эгоизм, когда речь идет о твоем ребенке", — сказала Тэмми. - "Не допуская членов семьи к его рождению, ты будто пытаешься исключить их из его жизни".
Кэтлин сказала, что когда она рожала первенца, Барбара настояла на своем присутствии, и ей непонятно, почему в таком случае сама она предпочла рожать в уединении.
Тэмми подхватила, говоря что Барбара все еще на меня обижена за то, что я не позволила ей присутствовать при рождении Бетти и Артура.
"Я не запрещала ей приходить" — возразила я. - "Она просто не успела приехать в родзал, так что я не вижу с чего бы ей сердиться".
Когда родился Артур, все, кроме Рут и Барбары, были в отъезде. Рут пришла, а Барбара дулась из-за того, что когда начались схватки, я позвонила не ей, а своей матери. Поначалу она отказалась ехать в клинику, а к тому времени, когда она все же приехала, Артур уже родился. Бетти же родилась так быстро, что при родах присутствовал только Меррил.
"Мне совершенно неважно обижается ли на меня Барбара" — ответила я Тэмми. - "Если ей хочется рожать уединенно, она может позволить это и мне".
Я и подумать не могла, что таким образом положила начало войне. На следующее утро Тэмми пошла навестить Барбару в клинике. Она сообщила ей, что я не хотела присутствия своих сестер во браке при рождении моих детей и что, по моему мнению, ни у кого из них нет права лезть на мою личную территорию. Именно так.
Барбара была в ярости. По ее словам, она рожала без посторонних только потому, что Меррил посчитал это необходимым в ее ситуации, в отличие от всех остальных жен. Какое право я имела говорить кому приходить, а кому нет, на мои роды? Тэмми вернулась, намереваясь продолжить спор, начатый накануне вечером. Она сказала, что по мнению Барбары я открыто бунтовала и должна была подвергнуться наказанию. Барбара сказала, что раз уж мне было неприятно присутствие всего лишь нескольких человек в родзале, то она позаботится о том, чтобы там было много народу в следующий раз. Как только Меррил даст такое разрешение, у меня не будет права возражать.
Месяцем позже Тэмми позвонила мне по внутренней связи и сказала, что Кэтлин, которая должна была вот-вот родить, отправилась в клинику в Хилдейл. Меррил хотел, чтобы все жены пришли навестить ее, но Тэмми сказала, что она родит не раньше завтрашнего дня.
Когда я приехала в клинику, я удивилась, не найдя никого в комнате ожидания. Одна из сотрудниц клиники подошла ко мне и сказала "А вот и ты. Все интересовались когда же ты приедешь". Я сперва не поняла что она имела в виду. - "Они там, в родзале". И тут до меня дошло: меня обманули.
Она провела меня в небольшую комнату, заполненную людьми, которые пялились на Кэтлин, переживающую мучительные схватки. Меррил улыбнулся, увидев шок на моем лице. Он предложил мне свой стул непосредственно рядом с Кэтлин. Я села потому что у меня кружилась голова.
Я никогда не видела и не хотела бы видеть родов другой женщины. У меня было уже восемь месяцев беременности и я была в ужасе оттого, на что мне пришлось смотреть. Кэтлин извивалась от боли, кряхтела и стонала при каждой сильной схватке. Присутствующие же смотрели на нее с пренебрежением. В маленькой комнате столпились Меррил и шесть его жен, да еще пять или шесть его незамужних дочерей. Тетушке Лидии было непросто передвигаться в этой тесноте.
Невыносимо было видеть такое унижение Кэтлин. Это выглядело совершенно как шоу уродов. Наша традиция требовала, чтоб женщина на людях закрывала свое тело с головы до ног. И в то же время, в самый интимный момент жизни женщины, когда она наиболее уязвима, ее лишают достоинства и личного пространства. Кэтлин была в ночной сорочке и белых леггинсах, ее раздвинутые ноги упирались в стремена [родильного стола]. Более дюжины людей не только смотрели на нее, но и осуждали ее. Пот лил с нее ручьями, казалось, ее физические и душевные силы истощены. Меррил был тут же, но его совершенно не заботила драма, разыгрывающаяся вокруг него.
Ребенок Кэтлин наконец появился на свет - мокрый, скользкий и кричащий. Тетушка Лидия перерезала пуповину и вручила малыша Кэтлин, а та немедленно передала его Меррилу. Меррил не хотел держать ребенка и отдал его мне. Все хотели посмотреть на рождение этого ребенка, но никто не хотел держать его на руках! Джонсон был прекрасным малышом. Я была взволнована и расстроена, и боялась уронить его. Я несколько раз глубоко вздохнула и попыталась успокоиться, глядя на это милое и невинное дитя. Через несколько минут подошла тетушка Лидия и сказала, что его нужно положить в инкубатор, пока он не замерз. И я постаралась выбраться оттуда как можно скорее.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.