Побег - [75]

Шрифт
Интервал

И у меня, и у Тэмми было дополнительное белье, но делиться им было недопустимо. Кэтлин просто не повезло, и утешить ее было нечем. Меррил предлагал ей тысячу долларов на покупку одежды взамен потерянной, но ей не нужны были деньги - ей нужны были ее вещи.

Цирк с конями возобновился в отеле, когда Меррил объявил, что собирается ночевать со мной. Тэмми буквально взрывалась. Она провела с Меррилом две ночи и теперь ставила меня и Кэтлин в известность, что секса у них не было ни разу. Она вновь набрасывалась на Меррила, она кричала о его греховном поведении, называла его аморальным за то, что, что он не помогает ей забеременеть, а вместо этого занимается сексом со мной, когда я уже беременна.

Не успели мы толком войти нашу комнату, как Тэмми уже нам звонила. Оказывается, Кэтлин не пускала ее в их комнату, более того, Кэтлин забаррикадировалась внутри, подперев дверь мебелью. Она кричала изо всех сил: "С меня хватит! Я видеть тебя больше не могу!"

Меррил выслушал, как Тэмми по ролям пересказывает происходящее и сказал, что он со всем разберется. Он вызвал к себе Кэтлин и отчитал ее. Зачем она вообще поехала сюда, если не может вести себя нормально? Выслушав причитавшуюся ей порцию унизительных замечаний, Кэтлин отступила и впустила Тэмми в комнату. Меррил и я занялись сексом. Все застежки на нас были расстегнуты, но длинное нижнее белье мы так и не сняли.

За завтраком никто не разговаривал. После завтрака мы пошли в наш фургончик и вновь поехали по экскурсиям. Хотя срок беременности у Кэтлин был еще совсем маленький, она ходила с трудом и дрожала, как будто была уже в родах. Таким образом она пыталась показать, какую жертву она приносит ради Меррила - хоть он ее и унизил, а она все равно держится из последних сил и носит под сердцем его ребенка.

Странно, но этот день прошел относительно спокойно. Другие пары нам по пути не попадались. Тэмми, казалось, смирилась с поражением, Кэтлин не шумела, а я сидела у окна фургончика и старалась подавить позывы к рвоте.

В тот день по дороге, уже после обеда, я сделала то, что редко решалась сделать: сказала Меррилу, что его дочери-подростки дома постоянно ведут себя грубо по отношению ко мне и моим детям. Раньше, когда я жаловалась на это, я всегда выслушивала в ответ, что это-де моя вина. Меррил всегда ощущал полное взаимопонимание со своими дочерями, и утверждал, что, раз они меня поправляют, значит я делаю что-то неправильно. И теперь я обвинила его в том, что он использует своих дочерей, чтобы контролировать и наказывать меня, и предупредила, что я буду защищать себя и своих детей.

Тэмми и Кэтлин внимательно слушали. В сущности, им доставалось от дочерей Меррила еще больше, чем мне. Тэмми всегда старалась их задобрить, даже если для этого приходилось согласиться с их обвинениями. Кэтлин, всегда бескомпромиссная, срывалась, кричала, а потом убегала в свою комнату и плакала там.

Я старалась не говорить с Меррилом о своих чувствах, потому что он срывался на крик всякий раз, когда ему высказывали хоть какое-то недовольство. Но эта неделя на Гавайях выдалась настолько безумной, что я, кажется, потеряла всякий страх перед его вспышками гнева. Меррил попросил меня не шуметь. Я сказала, что ему меня не заткнуть.

Я вспомнила недавний случай, конфликт между мной и одной из его дочерей. Он прорычал: "Кэролин, если бы ты стремилась делать то, что угодно твоему мужу, то у моей дочери не было бы ни малейшего повода с тобой так обращаться! Если кто-то, кто выполняет мои указания, делает тебе замечание, не отвечай со злостью! Наоборот, поблагодари ее за внимание, за то, что она тебя поправляет, и повинись, что у тебя нет гармонии со мной. Я знаю, что ты неправа, потому что ты никогда не пытаешься говорить со мной об этих ситуациях".

Это взбесило меня: "Я никогда не говорю с тобой, потому что ты отказываешься слушать. Я всегда неправа, автоматически неправа, какие бы дикие поклепы на меня не возводились. Я уже давно поняла, что идти к тебе - это получить еще дополнительных оскорблений, а не справедливость".

Меррил пытался заставить меня замолчать. Он сказал: "Если меня нет дома, и кто-то из семьи узнает о чем-то, что идет против моей воли, то у тебя нет никакого права ей мешать".

Я настаивала: "Если они говорят что-то оскорбительное, у меня как у человека есть все права защищать себя и своих детей любыми средствами. Если твои дочери хотят объявить мне войну - тогда знай, что я безответно терпеть не собираюсь".

И тут, к моему удивлению, вклинилась Тэмми: "Меррил, это очень нехорошо, что ты настраиваешь своих дочерей против своих жен, и позволяешь им обижать нас и других детей. Если тебя не устраивает что-то, что мы делаем, почему не сказать об этом прямо? Зачем прятаться за своих детей?"

Ей удалось разозлить Меррила не меньше моего, а то и больше. Он нанес ответный удар: "Если бы хоть одна из вас слушалась меня, этого разговора бы не было. Вы с Кэролин сейчас говорите такие вещи, о которых, я вас уверяю, вы еще пожалеете".

Угрозы Меррила оторвали - впервые за все время - Кэтлин от ее молчаливого раздумья. "Я думаю",- сказала она - "что человек, который поощряет недопустимое поведение своих детей, грешит против Бога и Пророка. Мужчина должен учить своих детей, чтобы они с любовью относились ко всем своим матерям и были бы снисходительны к их промахам. Дети не вправе осуждать своих матерей или предпринимать какие-то действия против них. То, что ты делаешь, разрушает твою семью". Она завелась, и остановить ее было уже невозможно: "Может быть, Тэмми и Кэролин и правда заплатят за то, что они тебе сегодня сказали, но это не отменяет другого: ты поступаешь неправильно".


Рекомендуем почитать
Размышления о Греции. От прибытия короля до конца 1834 года

«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.


Иван Ильин. Монархия и будущее России

Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.


Равнина в Огне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.