Победитель. Апология - [27]

Клокочущий мутный поток устремляется в решетку на мостовой. Выбрызгивая фонтаны из-под колес, проносится «Волга». Девочки взвизгивают — преувеличенно громко, чтобы мир знал: вот они! Отскакивают, придерживая подолы руками. У тебя рот до ушей, братец же наблюдает молча и опытно. Закуривает.

«Поздравляю. Первый солнечный день, а ты уже загорел». — «Кавказ! Самая южная точка черноморского побережья». — «У тебя условный рефлекс — во всем первым быть. Даже в загаре». Что ж, ты примешь это как должное. Как справедливое возмездие за «не претендую на большое».

Замечательное изобретение — табак. Смотри, какой глубокий смысл придает сигарета его долгому молчанию. Твое же выглядит невежливым и глупым.

Темная кухня, окно. Отблеск фары на черных стеклах соседнего дома. Усмехаешься.

— Вчера я пожалел, что не курю.

Первым таки нарушил молчание. Условный рефлекс — во всем первым быть.

Брат поворачивает голову на короткой шее — тяжело и отрешенно. В каких высоких сферах витали его мысли? Позабыл, должно быть, что ты — рядом, и теперь это неприятно удивило его.

— В чем же дело? Кури.

«Случилось что-нибудь?» — «У меня? Напротив, все отлично. В Батуми был — субботу и воскресенье. Прекрасно провел время». — «Один?» — «Что?» — «На Кавказе, говорю, один был? Без супруги?» — «Без, но… Но не совсем один».

Среди луж и сырости проталины сухого тротуара — солнце выпарило. Ты аккуратно ступаешь по ним, братец же в своих потрескавшихся кораблях шпарит напропалую. Плотно сжатый рот, ноздри широкого носа ритмично раздуваются. «Разрешите поприсутствовать, Станислав Максимович?» Смирение и учтивость. И получаса не прошло, а от Хемингуэя, который весело вошел в аудиторию, не осталось и следа. Резкие перепады настроения — признак натуры нервной и тонкой. Восхитись же, Рябов-младший, восхитись, книжный червь! — тебе недоступны ни эти стремительные взлеты, ни бездонные падения, от коих захватывает дух.

— Чему смеешься? — подозрительно-мрачно.

— Я? — Всего лишь неосторожно гмыкнул, а он из-за своей обостренной восприимчивости — еще одно свидетельство натуры нервной и тонкой — принял на свой счет. — Весна! Весной пахнет.

Солнце мокро поблескивает в густых длинных волосах — следы капели. Не ранняя ли седина укрепила природную неприязнь братца к головным уборам?

— Ты свободен вечером?

«Тогда приходи в семь к Тамаре».

— Завтра?

— Сегодня. Сейчас. — Неудовольствие: братец не любит, когда его не понимают с полуслова.

«Я тебе нужен?» — «Надо поговорить». — «Слушаю». — «Ну не здесь же…» В кафе, за бутылкой шампанского. Иная обстановка не располагает художника к откровенности.

Новая женитьба? Крупная сумма денег — не до четырнадцатого, бессрочно? «Не беспокойся, я отдам. Я все свои долги записываю». Где, интересно? Не на чистом ли холсте — перед тем, как класть на него краски?

«Я хотел у тебя узнать… Если я приглашу на завтра стариков, они пойдут? Вернее, если ты пригласишь их от моего имени?» Будь реалистом, Рябов! — этого тебе не услышать никогда.

«Не волнуйся, мама, я больше не переступлю порога этого дома. Этого склепа. Дома́ — для живых». Ни слова не проронила в ответ мама, лишь выше подняла голову, но то был не жест гордости — другое, и тщетно пыталась многоопытный администратор закамуфлировать это надменностью, которой за ней отродясь не водилось.

— Можно славно провести вечер.

Еще одна женщина, которой понравился твой профиль? Очередная попытка братца подорвать твою нравственность.

«Хотите, я познакомлю вас с моим младшим братом? Кандидат наук, известный экономист, читает лекции в Политехническом, автор ряда блистательных статей, остроумен, щедр, прекрасно воспитан, одевается по последней моде, чемпион Светополя по боксу, и при всем том ему еще нет тридцати».

— Который час? — Размеренная твердая походка. Я помню, что часы на руке, но я слишком погружен в размышления, чтобы отрываться и смотреть.

— Двадцать две минуты пятого. — Ты предельно точен.

«Между прочим, в субботу я опять еду на экскурсию». — «Куда?» — «В Жаброво. Есть такая точка на карте».

— Я должен позвонить до пяти.

«Первый автобус приходит в Жаброво в половине десятого».

— Позвони, — разрешаешь ты.

Вторник, среда, четверг, пятница… Ты распутник, Рябов.

— Я вчера с Кавказа прилетел.

Повернувшись, прощупывает тебя взглядом — будто все, что ты делаешь, нечисто, и он, твой старший брат, видит тебя насквозь.

— Командировка?

— Экскурсия. Самолет — автобус — самолет. Пользуйтесь услугами Аэрофлота! —

Почему — распутник? Ты ведь знаешь, что ничего не будет между тобой и женщиной, которой понравился твой профиль. «Пардон, но я уже занят. Меня ждут». — «Где, позвольте узнать?» — «В Жаброве. Есть такая точка на карте». И тем не менее ты пойдешь с братцем. Элегантен и неприступен будешь ты. Не надеть ли тебе лайковые перчатки, Рябов?

— Ларка тоже ездила?

Оскаливаешься.

— Зачем?

Глаза чуть сужаются, а под ними — мешки. Припухли и слизисто блестят толстые веки. Валидол в кармане.

— Ломаю голову, что преподнести тебе завтра. Тамара нынче утром прочла мне на эту тему популярную лекцию.

Ах, как непринужден и беспечен ты! Хемингуэй заинтригованно вглядывается в тебя. Что с его братом?