Победитель. Апология
Два романа, вошедшие в книгу, посвящены современности, теме нравственного становления личности. В центре романа «Победитель» — молодой ученый, размышляющий не только над сугубо специальными, но и над многими вопросами этического характера. Об ответственности человека перед самим собой и перед обществом задумывается и герой романа «Апология». Оба романа написаны в едином стилистическом ключе и представляют своеобразную дилогию.
| Жанр: | Советская классическая проза |
| Серии: | - |
| Всего страниц: | 150 |
| ISBN: | - |
| Год издания: | 1980 |
| Формат: | Полный |
Победитель. Апология читать онлайн бесплатно
Пятнадцать лет назад «Новый мир» опубликовал рассказ Руслана Киреева «Мать и дочь». Это был прозаический дебют 23-летнего автора, издавшего к тому времени две стихотворные книжки.
В 1968 году издательство «Советский писатель» выпустило сборник повестей Р. Киреева «Люди — человеки». Затем вышли романы «Продолжение», «Мои люди», сборники повестей «Неудачный день в тропиках» и «Посещение».
Место действия большинства произведений Р. Киреева — южный город Светополь. Его герои — наши современники, люди разных возрастов и профессий. Прозу Киреева отличает точное знание жизненных реалий, психологическая достоверность.
В настоящую книгу вошли два новых романа, представляющие собой своеобразную дилогию.
ПОБЕДИТЕЛЬ
Роман
1
Света нет в окнах — второй час ночи. Прекрасно! Ведь ты не из тех мужей, о чьей нравственности пекутся жены. Тебя не высматривают в окне, к твоим шагам не прислушиваются. Не готовят тебе каверзных вопросов. Что же, да здравствует доверие! Или ты не заслужил его своими крепкими моральными устоями?
Слякоть, застывшие молнии в сыром асфальте. Кучки ноздреватого снега — в Светополе сроду не выпадало столько. Весна! Ну, умились же скорее! Набери полную грудь молодого воздуха и умились. Замедли шаг. По сторонам глянь.
Пусто. Мертвый, без огней, автобус у кромки тротуара. Неба нет — черный провал над спящими домами. Оттаявшей землей пахнет — всюду асфальт, откуда этот запах?
Настежь распахнута дверь подъезда. Пружину сняли — по случаю весны? Или ее уже давно нет, а ты, занятой человек, не замечал этого? Обшарпанная детская коляска под лестницей. Всегда ночует здесь? Когда в последний раз возвращался домой так поздно? Голая лампочка в черном патроне. На цементных ступеньках — клочки бумаги. Кто-то письмо разорвал? Любовную записку? А вдруг это не твой дом, не твой подъезд? Вдруг ты никогда не бывал здесь? Легко, неслышно взбегаешь по лестнице. Жена безмятежно спит — доволен? Или тебя задевает это? Чего же тебе надобно, интересно знать? Чтобы она заподозрила кое-что? Устроила сцену? Не устроит. Слишком верит она в своего мужа — слишком.
Суешь в замочную скважину холодный ключ. Тихо и темно. Пахнет апельсинами. Зажигаешь свет в коридоре, осторожно ставишь на пол портфель. Парад обуви под вешалкой. Гордость супруги — замшевые сапожки со шнуровкой, длинные и обмякшие. Коричневые штиблеты отца на массивной микропорке…
Снимаешь пальто. Через голову, лохматя волосы, стягиваешь пуловер. Со вкусом умываешься, быстро и тихо проходишь в кухню. На белом пластике стола — кефир, заблаговременно вынутый из холодильника, сырок с изюмом — традиционный твой ужин. Ты угадываешь его, не подымая салфетки.
Долой традиционный ужин! Распахиваешь холодильник. Прохладой обдувает лицо, и ты чувствуешь, как загорело оно за эти два дня под кавказским солнцем. А ведь ты очень молод еще, Станислав Рябов! Молод, свеж и силен. И чертовски голоден.
Отхватываешь ножом ломоть колбасы. Варварски батон ломаешь. Долго и тщательно взлелеивать дисциплину питания — и вот так, разом, попрать все. Быть немножко анархистом. Братец прав: есть в этом своя прелесть.
Горчички бы! Приключение, в которое ты влип, тоже своего рода горчица: придает вкус жизни.
Шаги. Не отца — женские. Мать. Жена проснется разве? Блеклый стеганый халат. Пояс аккуратно завязан. Точно тающий снег под фонарями, желтоватое пористое лицо.
— Приветик! — мычишь набитым ртом.
Как щурятся, страдая от света, ее глаза. Ну что ты, мама! Щурься, не стесняйся — это разве слабость, щуриться с темноты? Я знаю, ты не прощаешь слабостей — ни себе, ни людям, но ведь это не слабость, это физиология.
Съездил как? У тебя полон рот, и вместо ответа тыкаешь пальцем в загоревшее лицо. Мама не понимает. Мама терпеть не может уклончивости. Пытливо глядит на тебя многоопытным директорским взглядом. Ты не торопишься проглотить кусок — пусть глядит! Пусть читает в твоих глазах. Что-то необычное проскальзывает там, а? Вы не привыкли видеть сына таким? Даже в пору туманной юности не возвращался домой в этаком порхающем настроении. Всегда дисциплинирован и мудр — не по годам развитый мальчик. Вундеркинд.
— Загорел, — объясняешь ты, проглотив.
Тонкие губы непроницаемо сжаты. Крупная, покрытая белесыми волосами родинка на подбородке.
— Ты нетрезв? — Я не узнаю тебя, Слава.
С наслаждением отхлебываешь глоток воды — сырой. До ушей растягивается твой рот.
— Дыхнуть?
Как глупа и развязна твоя улыбка! Мама страдает: Станислав Рябов не имеет права выглядеть глупым.
— У нас нет горчицы?
Напряженная работа в выцветших глазах. Что-то скрываешь от меня, сын… Ну что же, в конце концов, ты взрослый человек, и это не мое дело — где был и что там приключилось у тебя. Ездил на двухдневную экскурсию в Аджарию — с меня достаточно. Имеет же право развлечься мой сын — ведь он так работает! Кто добился столького в его годы?
Ты права, мама, — немногие. Исследователь, новатор, тонкий и добросовестный аналитик… Какие еще были эпитеты? Экономист, с блеском защитивший в двадцать семь кандидатскую, — весьма нечастый случай, товарищи!
— Какая там погода? — Вот все, что интересует меня.
