Победитель. Апология - [13]

Ее ты оставишь в отделе. Не потому, что она самая красивая женщина института — как заведующего, тебя это не будет интересовать. Отныне тебя не интересует это и как мужчину. Ее ты оставишь, потому что она умеет работать — в отличие от охотника Федора Федорова и домохозяйки Малеевой.

— Дети болеют? — киваешь на пустующий стол. Все еще припекает изнутри, но уже слабее. Деловые мысли — какое солнце устоит перед ними?

— Была. В аптеку побежала — с маленьким что-то. — Люда добра. Люда готова работать за охотника и домохозяйку, вместе взятых. Ее ты оставишь. Переведешь в старшие научные. Марго сделала б то же самое, но ведь и Марго добра. И тоже готова работать за вместе взятых.

Нет ничего худого в том, что ты думаешь об этом. Ты ведь знаешь, что рано или поздно переедешь в закуток, именуемый кабинетом зава. «А если дальше заглянуть? Вам надо мыслить перспективно, Станислав Максимович. С позиции завтрашнего дня. С позиции заведующего отделом, если хотите. — Марго первая заговорила об этом. — Никто из нас не вечен. По-видимому, это звучит чересчур зловеще, но не пугайтесь, вас я не имею в виду. Просто тянет обобщать с некоторых пор. Один мудрец назвал философию наукой умирать. Не помните, кто? Я тоже не помню. Видите, даже тут вы достойный преемник». Ученик, преемник, духовный сын… Ты искренне рад ее неожиданному выздоровлению, но почему ты не должен думать о будущем? В конце концов ты экономист, а не свободный художник, экономисты же обязаны заглядывать вперед.

Графики, пояснительная записка… Где схема единичного распределения?

«Ты все предвидишь, все учитываешь. Все, что ты делаешь, диктует тебе твой разум». — «А кто должен диктовать? Желудок?» — «Пусть лучше желудок. Но ты и ешь-то не потому, что голоден, а чтобы поддержать жизнедеятельность. Не бифштексы поглощаешь — калории». — «Зато ты, я вижу, поглощаешь бифштексы». Но промолчал и лишь взглядом скользнул по борцовскому брюху братца. Узнай он о твоем кавказском приключении, наверняка решил бы, что и это ты запланировал заранее, за квартал вперед.

Вот она, а ты перерыл два ящика. Марго и не предполагает, что схема готова. Только середина марта, больше полумесяца до контрольного срока, а семьдесят процентов работы — в кармане. Больше…

Она. Уважительно встаешь навстречу.

— Здравствуйте, Станислав Максимович. А я уж и не надеялась застать вас.

Сухое и плоское тельце. Сколько болезней таится в нем! Неужто закрыли больничный?

— Я обычно захожу перед институтом. У меня третья пара. К двенадцати.

Блестят и смеются черные глаза. Это вы мне говорите, когда начинается в институте третья пара? Забыла, считаете? Считаете, у меня совсем уж дырявая память? Похуже, конечно, вашей — вы небось как сейчас видите меня за кафедрой, хотя сколько лет прошло? Шесть? Знаю, она была велика мне, кафедра, и потому приходилось подставлять скамеечку, которую, конечно, вы тоже помните.

Зачем? Зачем подставляла она скамейку? До сих пор не понимаешь пристрастия профессора Штакаян к этому громоздкому сооружению. Читала бы лекции сидя…

На диван опускается. Диван удобен ей: спичечные ножки не болтаются, а твердо на полу стоят. Пристраиваешься рядом:

— Сделали процентов на семьдесят. — Буднично и скромно. «Знакомый букинист достал. Тридцать пять рублей. Андрей грезил таким альбомом».

Шеф молча смотрит на тебя. Не верит. Жиденькие, черные, зачесанные на прямой пробор волосы. А глаза — огромные. Он прекрасный художник, Тулуз-Лотрек!

— Будете смотреть? — Подвигаешь бумаги. Углубляется.

«Послушайте, Рябов, вы знаете, что это такое?» — «Дипломный проект». Улыбка — широченная пошлая улыбка сводит на нет все твое смирение. «Это основа будущей диссертации. Ну, может, не основа еще, но косточка, во всяком случае. Со временем из нее вырастет дерево. Вам надо поступать в аспирантуру, Рябов. Хотите, буду вашим руководителем?»

— Данные собрал плановый отдел. — Тебе не нужно чужих лавров.

К переносице устремляются черные брови.

— Но им нельзя особенно доверять.

— Я объяснил, зачем нам.

Исполнитель. Отвечаешь на вопросы, не более. Только исполнитель, руководите же работой вы, профессор!

— Занизили. Гарантию даю — занизили. Вы плохо знаете производственников, Станислав Максимович.

Мальчиком все еще считает тебя профессор. Ученик, последователь, духовный сын… Все верно — дети всегда кажутся родителям этакими несмышленышами.

— Не думаю. В конце концов, это их обязанность — экономическое обоснование способов производства. Ну и потом… Мы сделали выборочную проверку.

— Сделали?

Федор Федоров на лоб очки подымает.

— Я проверял — все тютелька в тютельку. — Салют в небе. Не думайте, товарищ заведующая, что я лишь по дубравам шастаю. Я работаю. — Обнаружили в одном месте расхождение, но потом нашли со Станиславом Максимовичем.

Ученый-экономист Федор Федоров. «Что делать, Станислав Максимович? Он должен где-то работать. Четыре года до пенсии, а никакой другой специальности нету».

«Марго не ставит «неуды». Не умеет. Открывай учебник, катай один к одному — притворится, что не видит. Стыдно замечание делать. Верно, Рябов? Ты ведь любимый ученик ее. Она что, полиомиелитом в детстве болела?»