Побѣдители - [96]

– В тот светлый день в Софийском храме,

Под звук воскресных тропарей,

В стенах, с Господними Дарами,

Предстанет древний Иерей.

И он дослужит Литургию,

Что битвой прервана была.

Царьград зовет. Зовет Россию.

Царьград звонит в колокола.

Последние две строки мы произнесли в два голоса.

– Так ведь до конца никто и не разобрался, вышел ли священник из стены, – вздохнула я после некоторого молчания. – Старшие рассказывают, что были такие толпы, такой немыслимый восторг… Многие плакали… Духовенство плакало, никто уж и не разбирал, кто есть кто, кто современный, кто древний… Еще бы: полумесяц упал.. Столько лет Россия этого ждала. И дождалась. На памяти наших родителей55. Странно, правда?

– Я в детстве все жалел, что не родился увидеть, как те полумесяцы сбивали. – Роман усмехнулся. – Кстати, о детстве. И о детях. Появилась ли у тебя светлая мысль, что дарить королю?

– Ну, коли вы сами не додумались…

– Не додумались, не додумались. Признавайся.

– Кречета, разумеется. Ему еще немножко рано, так потому и особенно лестно. А лучших, чем у Ника, ни у кого нету.

– А ведь ты права! Кстати, как раз и сезон. На первую охоту, если времени достанет, Ник сможет сам с ним выехать. То-то будет радости… – Роман сбросил скорость, сворачивая на Университетский проспект. – Молодец, Лена. В самом деле ровно то, что нужно.

– А зачем все же Нику быть в Париже? Парад в честь выхода в космос, я чаю, будет для Миши. Или я, наконец, узнаю, к чему две минувших недели были все эти тайны московского двора?

– Наберись терпения. Еще совсем немного. – Роман улыбался, но мне показалось, что в его лице проступила какая-то забота.

Мы уже въехали во двор моего дома.

– О, уже одиннадцать! Не понимаю, как оно сделалось. – Я полезла в сумочку за ключом и вновь обрадовалась, случайно наткнувшись на кастет.

– Обычно одиннадцать для тебя – час не поздний. Доброй ночи. И – с днем рождения.

Роман хлопнул дверцей, садясь обратно в автомобиль. Мне вдруг сделалось немножко обидно, что он попрощался так равнодушно, даже не поцеловал в щеку. Впрочем, лишь на мгновение. Я рассмеялась и вбежала в подъезд.

Темнота в квартире встретила меня цветочным благоуханием. Я вспомнила, что Катя хотела уйти в десять. Ну да, пусто и темно.

Я помедлила минуту-другую зажигать свет. В темноте запахи слышны отчетливее. Так, кто-то прислал лилии… Розы тоже есть, подмосковные, душистые, мелкие… Неужто тут есть и тепличный, не в свой сезон выращенный, ландыш?

Тут я щелкнула несколькими кнопками подряд. Корзины цветов в самом деле заполонили всю переднюю. Но просматривать визитные карточки я буду потом.

На столике в «холодной» гостиной теснились подарки. Прежде всего я бросилась разбираться с почтовыми посылками, а не с тем, что доставлено курьерами. Вот эта небольшая, с книгу размером и, несомненно, именно книгу и содержащая, три марки с лилиями и две – с детским личиком, от Веры Сен Галл. Ну, конечно! И готова спорить, что книга – про шуанов. Какое-нибудь последнее исследование. Может статься, даже и с картинками. Эти три большущие коробки – из Перми, от тамошних Чудиновых, от обеих старших ветвей. Необычайно легкий сверток, обратным адресом – Саратов. От тётушки Екатерины Ивановны, старшей маминой сестры56. Тоже могу догадаться сразу: в свободное от исследований в области кардиологии время тётя Катя обожает вязать из ниток крючком. Какую-нибудь сумасшедше-кружевную пелеринку да вывязала. Но это все после, после… Простите, господа, но как это так? А где же посылка из Эстонии? С Саарема? Где же мамин-то подарок?

Я нетерпеливо перебрала почтовые доставления еще раз. Так и есть, вернее – так и нет. Нет подарка от мамы! Вся родня тут, и Смышляевы, и Чазовы, и Болотовы, и Наумовы, а от мамы – ничего. Наша почта, между тем, всегда все доставляет в срок. Но такого же просто не может быть… Что случилось?!

Тише, тише… Нечего сердечку так скакать. Я схватилась за заваленный почтой серебряный подносик.

С души отлегло. Среди оранжевых бумажек с телеграммами обнаружился зеленый конверт хронопоста, надписанный знакомым округлым почерком переученной левши. С подарком я или без, а мама писала адрес несколько часов назад.

«Полагаю, Ты не дождалась нынче полосатой юбки? – весело побежали строки. – Захлопоталась, не успела. Но юбку Ты, думается, сама выберешь лучше. Ты ведь в Эстонии чаще моего. Мой подарок немножко другой. Перед тем, как выехать из Ревеля, мы с дорогим Эйнаром Клааманном как раз заехали на хутор Саргхауа, Плотвяной Омут, то есть, Ты, верно, помнишь тамошнюю базу Института Геологии?»

Помню ли я хутор Саргхауа? О, еще бы. Именно там, среди могучих еловых лесов, я и сделала весьма существенное для меня открытие.

Было это ровно два года два назад. Да, и день Рождения пришелся на поездку. Я увязалась за мамой на коллоквиум коралистов, своих вылазок мне мало. Но уж как заслышу слово «Ревель», на меня что-то находит. Не могу дома усидеть, если кто туда едет, от зависти погибну.

Под институтские нужды откупили и перестроили старый хуторской ансамбль: несколько исполинских домов и сараев-амбаров с высоченными крышами. Прежние владельцы предпочли построить более современное жилье ниже по речке, где держат конный завод. Для жизни, может статься, легкие модные строения и удобнее. Я вообще примечала не раз, что те, кому принадлежит старина, не особенно-то ее обычно ценят. А вот «ученоприимный» дом в стародеревенских стенах получился очаровательным.