Побѣдители - [105]

– Не знаю, что тебе и сказать, Миша. – Я в самом деле не знала.

– Да говорить-то тут, собственно, нечего. Не утешать же меня, горе-то, строго говоря, не мое, настоящее горе у этой семьи. Варя была у них почему-то – единственная. Тоже большая редкость в наше время. Спасибо, что выслушала, я безбожно устал это в себе носить. Скажу по чести, я не сразу и понял, кому cмогу об этом рассказать. Пожалуй, только тебе, не случайно же я и подарок вез в каком-то смысле от тебя. Но в пересказе вся эта моя эпопея звучит невыносимо сентиментально. Подумать жутко, если б это услыхал, к примеру, Брюс.

– Ты можешь быть уверен, что от меня никто ничего не услышит.

– Я знал это.

Мне очень захотелось растрепать Мишке волосы – как я проделывала еще, в общем-то, совсем недавно. Но я удержалась. Космолетчиков и национальных героев не гладят по голове. В щеки целуют, да. Но вот по голове не гладят, волос не треплют. Это теперь не вполне уместно. Вспомнилось вдруг, как грустно было привыкнуть к тому, что Ник никогда уже не нагрянет запросто в гости. Между тем с этим пришлось примириться с его двадцатиоднолетием, то есть с началом фактического правления. Ну, казалось бы, многое ли изменилось? Его-то дворцы по-прежнему встречают друзей широко растворенными дверьми. Ну и велика разница, где встречаться? А все-таки… В столичной моей квартирке есть смешной баварский чайный сервиз, весь золоченый, с пьянствующими ёжиками. Нику он страшно нравился. И такая тоска подгрызала из-за того, что больше я не налью Нику чаю в любимую им полукружечку, ту, на которой ёжики режутся в карты, что Ник больше не сядет в давно опять же облюбованное ампирное кресло с синей обивкой… Но что поделать, правящий Император не посещает запросто частных жилищ.

Все больше правил, по которым надлежит играть, устанавливается в нашей жизни. Мы в самом деле повзрослели.

Я вскочила на ноги.

– Ладно, Миша, пойдем все-таки в сторону Конюшен. Должна же я посмотреть, кому доверю свою лошадь.

Глава XXXIV «Benedicens regum»

Я взволнованно ходила по комнатам, сжимая в руке экстренный выпуск «Католического вестника».

Немудрено, что Папа заставил верных ждать. Огромная, обобщающая и раскладывающая по полочкам, фундаментальная работа. Но направление мысли понтифика – явилось ли оно неожиданностью? И да, и нет. Ведущий посыл энциклики попал в самый нерв моей души, заставлял сейчас мое сердце неистово колотиться…

Как известно, в начале энциклики всегда указывается адресат: князья Церкви, духовенство в целом, все верные… Не явилась исключением из этого правила и энциклика «Benedicens regum65». У нее тоже был адресат – слишком уж конкретный. Его Королевское Величество Людовик XX.

Папа говорил о природе монархического устройства, наставляя и направляя – несомненно «на вырост» – маленького главу Католического блока Священного Союза.

Кроме короля, адресатами являлись, понятное дело, и все верные католики, но все ж – во второй черед.

Перевести текст на русский язык еще никто не успел. Но, разумеется, поторопились французы. Поэтому энциклика была напечатана двумя параллельными столбцами – на двух языках.

Отложив латынь на потом, я – уже второй раз – торопливо читала французский перевод.

В первой части шел ветхозаветный обзор темы царства и царского призвания. «Владычествующий над людьми будет праведен, владычествуя в страхе Божием»66. Папа характеризовал эти строки как «формулу царской власти», раскрывал образ царя как пастуха над стадом, позднее ставший и образом священника.

Вторая часть была посвящена начальной истории Франции, Возлюбленной Дочери Церкви. Тут, конечно, поминался Хлодвиг, и святой Ремигий, и его завет «Защищай то, что разрушал», и семидневные белые крестильные одежды. Тут указывалось на то, как, под сенью Креста, несколько полудиких франкских королевств в считанные столетия расцвели до нового воплощения идеала царства-Империи, но на сей раз не ветхозаветного, а христианского – Империи Карла Великого.

Папа напоминал, конечно же, историю Святой Стеклянницы, чудесно принесенной голубем во время крестин Хлодвига. Святая Стеклянница – самое драгоценное сокровище Франции, не покидавшее стен базилики святого Ремигия в течение многих столетий. Святая Стеклянница, честь быть «заложниками» которой во время коронации (то есть сопровождать сокровище дабы, в случае необходимости, умереть, его защищая) оспаривали друг у дружки лучшие люди королевства. Святая Стеклянница, Небесное мѵро франкских королей.

Третья часть послания была страшная, в ней говорилось о разрушении союза власти и Церкви, о грехопадении Франции. Сколько ни говори о том, а все будет мало. Но маленький король вырастет, памятуя о предостережениях, данных Церковью лично ему. И эта часть изобиловала примерами. Как и предыдущая, но, если в предыдущей примеры были светлы, то здесь от них пробирала дрожь отвращения и ужаса. Папа напоминал о разорении могилы Генриха IV в Сен-Дени, об издевательствах над беззащитным телом короля, о том, как бесноватые в красных колпаках рубили каменные головы статуям королей и выкалывали их каменные глаза. Там вспоминалось об осквернителях могил, заклейменных некогда великим Шатобрианом, этих червях, разрывших Сен-Дени до глубочайших подземных пещер, до могил Меровингов…