Побѣдители - [104]

Но все-таки в космос я хотела бы больше, чем на пасеку, чем к морю, чем куда бы то ни было еще. Как же это прекрасно, Ваше Высочество, увидеть Землю, парящей в темноте, переливающейся, светлой…

А мне почему-то кажется, что она похожа не на опал. На мыльный пузырь. Он ведь нисколько не меньше красив.

Ваше Высочество, будьте немножко счастливы и за меня тоже, пожалуйста! Но мне пора рвать письмо. Немножко жаль. Даже не немножко… Нет, я поступлю иначе. Я ни в коем случае не хочу, чтобы Вы, быть может, из жалости, а скорей просто потому, что Вы благородны и добры, сочли бы нужным написать мне ответ… Не надо! Вы читаете эти строки – и я счастлива. Больше ничего не надо. Поэтому простите мою невежливость, но я не подписываю своего имени. И адреса тоже. Как быстро сложился мой план! Завтра как раз придет батюшка, чтобы меня причастить, он теперь еще чаще приходит. Его-то я и попрошу отправить письмо, но не через почтовый ящик, а через главное почтовое отделение. Он меня наверное не выдаст, на то он и священник. Это ведь будет как тайна исповеди.

Ваше Высочество, спасибо Вам за все, за то, что Вы есть, за то, что Вы герой, за то, что прочли это письмо, которое мне самой страшно сейчас перечесть. Я тоже буду храброй. Храбрость ведь нужна не только космолетчикам, не правда ли?

Будьте, пожалуйста, очень счастливы.

С совершенным почтением остаюсь преданной Вам —

жительницей города Дзёмги»

– Отчего она умерла? – наконец решилась спросить я.

– Рак. Такая опухоль… в мозгу. Называется астробластома. – Ответил Миша по-прежнему невыразительным голосом.

– Но ведь от рака не умирают, Миша! Уже давно!

– Все-таки изредка умирают. Это коварная болезнь. Один случай на несколько тысяч, мне сказали. Варе просто очень сильно не посчастливилось. – Он с минуту промолчал. – Знаешь, мне показали ее фотографии. Она была очень забавная. Личико все в веснушках, как яичко ржанки, нос чуточку курносый, самую малость, ей это шло. И волосы в светлый каштан, пышные, при короткой стрижке такое особенно заметно.

Мы снова замолчали. Холодное солнце пронизывало чуть начавшую желтеть листву, и было приятно смотреть снизу на раскинутый над нашими головами хризолитово-янтарный шатер. Самый упорный бельчонок все скакал в некотором отдалении, призывая нас как следует пошарить в карманах.

И тут до меня, наконец, дошло нечто, не вполне в Мишином рассказе понятное.

– Но погоди… А как же ты узнал, где ее искать?

– А догадайся, – усмехнулся он. – Тут Брюс недавно упомянул вскользь, что ты детективным жанром увлеклась. Вот и воздай должное методу дедукции. У меня, во всяком случае, получилось.

Словно пытаясь повторить его путь десятидневной давности, я принялась перечитывать письмо, которое по-прежнему держала в руках.

Почти немыслимо… Ни единой зацепки. Дзёмги – город огромный, с полмиллиона жителей. За что он сумел ухватиться? Нужды нет, Мишу вело отчаянное желание прийти на помощь, которого уже не могу испытать я, зная печальный финал. Вело и сознание собственной ответственности за судьбу обратившегося к нему человека. Ну и, наконец, естественное сочувствие молодого мужчины к очень юной девушке. Ни второго, ни третьего мотива у меня также нет. А все это обостряет зрение. Но все же…

– Я худший поборник дедуктивного метода, чем ты… Дед пасечник, у которого больная внучка? Но в письме сказано, что дед живет «далеко», он не местный. Сколько же в стране пчеловодов, подумать страшно…

– Угадала, что не угадала. – Миша невольно втянулся в невеселую игру, повторяя со мной свой недавний и одинокий поиск. Я отчего-то поняла сейчас, что, надеясь найти девочку живой, Миша никому о ней не рассказывал. – Деда я сразу отвел.

– В медицинских учреждениях города есть все данные о больных. Тем более, такой редкий случай, как неизлечимый канцер. Конечно, девочка стояла на всех мыслимых особых учетах. Но кто б тебя подпустил к больничным базам? Это исключено.

– По той же причине я не стал обходить городских священников.

– Тогда я не знаю. Нужды нет, за месяц-другой можно найти любого человека даже в большом городе. Расспрашивая жителей, рано или поздно наткнешься на того, кто что-то слышал, что-то знает. Но ведь ты… Сколько дней у тебя было?

– Два полных дня. Ты ведь помнишь, я был обязан успеть в Париж.

– Мишенька, тогда я сдаюсь. В письме подсказок нету, возможностей придумать что-то помимо письма – тоже немного.

– В письме есть подсказка, Нелли. Ты уже раза два через нее проскочила. Впрочем, я сам перечел его раз пятнадцать прежде, чем нашел. Но я знал: что-то же должно быть. При всем желании остаться невидимкой – что-то да заметно на просвет.

– Так что же?

– Мы ведь все в нашей компании – очень хорошие ходоки, – Миша улыбнулся. – Мне пустяк за сутки обойти город пешком. Весь, каждую улицу. И на одной из улиц я непременно должен был увидеть булочную, из-под фундамента которой растет клён.

– Ты гений.

– Да, но толку-то… – Миша щелкнул портсигаром. – Какое-то бессмысленное чувство вины, Нелли. Уж не знаю, с чего я возомнил, что мой приезд ее так обрадует, и она начнет выздоравливать… Пока я бродил по городу, все мысленно перебирал, что ей расскажу о полете. Как я хотел всех разыграть, нарочно записал на магнитофон лай Дика, чтоб на Земле подумали, будто у меня собака в кабине… Не вышло, правда, немножко не до розыгрышей было. Перегрузка-то мощная оказалась. Хотя я ведь и готов был, в центрифугах меня крутили как белье в стиральной машине, причем в режиме отжима. А даже если бы она не пошла на поправку… Понимаю, это было нелепым самомнением воображать… Но хоть сделать ее, эту девочку, счастливой я мог… Если весь имеющийся на сей момент космос – прибыл бы к ней на дом. Нелли, я опоздал всего на несколько дней.