По закону – привет почтальону - [10]

Чтобы тысяча оловянных

Меня выбрали королевой,

Правой во всём и левой.

Но я выбрала чистое золото

Сердца, которое было

Свежо, как листва, и любило

Так сильно, что всё ещё молодо.

* * *

Стихотворить – российская забава,

То попадёшь в психушку, то в тюрьму,

То сам застрелишься, то зверская облава

Заставит влезть в удавку на дому.

Казалось бы, к чему такие муки,

Талант не кормит, если не слуга,

В обоях славы есть отрава скуки,

Ведь после славы нету ни фига.

Но полстраны стихотворит задаром!..

А критики вопят, что так нельзя, —

Им выдают зарплату с гонораром

За эти вопли, милые друзья,

За их тоску по сладостной цензуре,

По власти, пьющей трепет мелюзги,

За вкусы, безупречные в глазури

Цензуры, украшающей мозги,

За их мечту о яростной зачистке

Пространства – от стихотворящих масс…

Но полстраны стихотворит записки,

Бодрящие, как хрен, бодрящий квас!

И я люблю стихотворильню эту,

Стихотворейцев почту и приезд,

Здесь лишних нет, и вход не по билету, —

Их Бог не выдаст, и свинья не съест!

* * *

Плывёт лицо прекрасное верблюда

По воздуху, звенящему, как блюдо

Серебряного озера – всего

Звенящего безмолвия сияньем

В одной из киммерийских рощ… Заглянем

В то зеркало, и выпьем из него,

И спросим: кто – всех краше, всех милее?

– Верблюд! – ответит зеркало, белея

Цветами лилий, из которых льют

Венцы, короны, перстни с тайниками…

– Верблюд! – ответит блеск за облаками.

– Верблюд! – ответит озеро. – Верблюд!

В том зеркале напьёмся, и, ныряя

В объятия утраченного рая,

Мы вспомним, как свой держит путь листва

И позвоночник меж двумя холмами

Верблюда, шевелящего губами,

Как тайный собеседник божества.

ТОСТ

Я пью за то, что доблестная Польша

Немножко оккупирует Ирак.

За то, что стран-изгоев стало больше,

Где будет гордо реять польский флаг!

За панство пью, которое повергло

Арабского тирана в трепет, в шок, —

Из-за чего звезда его померкла

И вдребезги разбилась, как горшок!

За панство пью, чья гордая свобода

В месопотамство въехала, как дар

Исламу – от крещёного народа,

От умных бомб, – вот это был удар!

За лавры пью, за премию полякам,

За совесть их кристальную и честь,

Не зря вознаграждённые Ираком,

Где Вавилон и много нефти есть.

Я пью за Польши ясную дорогу,

За дух, который пламенем горит…

За то, что не Россия, слава Богу,

А Польша эти чудеса творит!

Я пью за то, что не России панство

В такой помчалось выгодный поход,

Что не у нас в плену месопотамство, —

Что Польше этот подарили пароход!..

* * *

В провинции не меньше, чем в столице,

Амбиций расфуфыренных и спеси

Под видом нескончаемой обиды,

Под видом невозможности пробиться,

Под целомудренной личиной мракобесья,

Под маской обездоленной сиротки,

Что всех прощает, как душа святая,

Из нашей грязи в небо улетая…

О, эта дрожь обиды в подбородке,

Прищур лукавый и великий счёт,

Что затаился в ожиданье славы,

Но выписан на бланке для предъявы

Всем поголовно, вся галактика виновна

Перед провинцией… Но всех виновней тот,

Кто, зная эти спеси, эти нравы,

Даёт себя разрезать им, как торт.

ПОЧТА СНОВИДЕНИЙ

Сумрак при свечах,

Дети с книгой – двое,

Кудри на плечах,

Свет над головою.

Лица их чисты,

Их одежды – белые.

Шаг из темноты

В этом сне я делаю.

Деревянный зал,

Без окна светлица.

Вам – туда, сказал

Взгляд, который снится.

Приоткрылась вдруг

Дверь, которой нету.

Солнце – это звук,

Что приснился свету.

Путь лежит в лучах,

Снится весть благая,

Сумрак при свечах

Веером слагая.

Вот мой лучший сон.

Но не дай вам Боже

Там, где снится он,

Оказаться тоже…

* * *

Иду на выборы картофеля и сыра.

В кармане – списочек того, что я должна:

Аптека, почта, электричество, квартира,

Газ, телефон, бумага, ручки… Впряжена

Я вся, как есть, в повозку памяти короткой,

Чтоб не забыть, не потерять, не насмешить,

Свой дом не спутать, не споткнуться, идиоткой

При том не выглядеть… Мне некуда спешить, —

Я, слава Богу, всюду, всюду опоздала

Вступить и выступить, подать и преподать,

В струю вписаться, в хрестоматию скандала,

И всех приветствовать, со всеми совпадать,

И никогда не выпадать из поля зренья,

Впадая в ужас от намёка одного,

Что опоздать (какой кошмар!) на день варенья

Поэтское способно вещество.

Со мной случился, слава Богу, этот ужас, —

Пробел огромен и распахнут, как в полёте,

Но в свете этого пробела обнаружась,

Издаться можно и в оконном переплёте,

Где отражаешься в деревьях, птицах, звёздах,

В слезах дождя, во мгле, чья нега снегопадна, —

Не надо выглядеть, а надо быть, как воздух,

Чьё замечают лишь отсутствие… Да ладно!

РУКОПИСНЫЙ, ЛЕПЕСТКОВЫЙ

Метель сегодня, День влюблённых.

Над рукописною поляной

Тюльпаны на шнурах зелёных

Свисают из трубы стеклянной.

Их листьев шелестят страницы

И шёлк багровый клёшных чашек.

Они хотят распространиться,

Вульгарных не стыдясь замашек.

Единство времени и места

Им навязать нельзя на курсах.

Они не вымрут от инцеста,

И тут немыслим спор о вкусах.

Плетя зелёными шнурами

Свои любовные интриги,

Они господствуют над нами,

Как всё, чего не знают книги,

Но знает падающей тени

Багровый свет, с каймой желтковой,

И тот особый звук паденья —

Тот рукописный, лепестковый.

ГДЕ НИКАКОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ НЕТ

Объят очами съеденных коров,

Он ищет Бога в азбуке ковров,

И взор его сверлит в пространстве точку.

Пылает зной за стенами дворца,

А во дворце – прохлада мертвеца,