По законам железных людей - [5]

В деле фигурировала железная вышка, с которой секретарь якобы спрыгнул. Всплыла подробность, так и не ставшая серьезной уликой. Как сквозь землю провалились гэта [5], которые были на потерпевшем, когда тот вышел из дома. Следствие выдвинуло предположение, что гэта он сбросил по дороге, (интересно, с какой целью?), в носках добрался до вышки, влез на нее и… все остальное. Лестница была ржавая, ночью железо влажное, и, взбираясь наверх, нельзя было не загваздаться в ржавчине. Ни малейшего следа ее обнаружено не было. Получалось как бы, что самоубийца поднялся на вышку на крыльях.

— Так мог вести себя ненормальный, — сказал я своему старшему коллеге, — но ведь до случившегося он занимал положение, требующее от человека рассудительности и выдержки…

— Ты попал в точку! Полиция решила сыграть на этом. Она обвинила… нас, газетчиков. Мол, не нужно было раздувать скандал вокруг гипотетической (?) взятки. Это мы, оказывается, довели секретаря министра до нервного расстройства, а далее — до помешательства. Вот так!

Это был сильный ход со стороны полиции. Но журналисты, освещавшие ход расследования, не собирались капитулировать. И тогда, по словам старика, перед ними выросла незримая и непробиваемая стена, воздвигнутая чьей–то железной волей.

— Мою разоблачительную статью напечатали, но она появилась дашь в утреннем тираже газеты. Полагаю, тебе не надо объяснять, что это было для меня?

Все японские газеты выходят в течение суток, как правило, четырнадцатью тиражами. Вечерний выпуск: три тиража для провинции, четвертый — для столицы и близлежащих префектур. Утренний выпуск до тринадцатого тиража включительно рассылается по стране. И только последний читают токийцы. С учетом региональных интересов тиражи не повторяют друг друга буквально В этом искусство и политика газеты, четко реагирующей на события. Вместе с тем, такая практика является своеобразной формой поощрения и наказания. Короче говоря, в токийском номере газеты материал о противоправных действиях полиции по делу о смерти секретаря министра напечатан не был. Его прочитали где–то далеко от Токио, где к столичным происшествиям относятся не более как к сплетням.

— Ну а что же семья покойного? На нее тоже оказали давление?

— Остались двое детей, жена. Она не подавала голос. Ходили слухи, что ее молчание было куплено за большую сумму. Щепетильный момент. Я, естественно, не стал касаться этой темы.

— Еще один вопрос. Там, наверху, своя мораль. Но ведь рядовые сыщики, которые копали дело, они–то должны были знать подноготную?

— Не будь наивным. Что из того, до чего они могли докопаться, — решение принимают не они.

3

— Не знаю, во сколько брат вернулся, но домой он не заходил. Можешь мне поверить. Тебе ведь нужны факты? Вот еще один: нет никакой записки. Если бы он решился на такой ужасный шаг, поверь, брат не ушел бы молча, он оставил бы какую-нибудь весточку для меня.

— Я верю. Только для полиции это не аргумент. С подобной ситуацией она встречается не так уж и редко.

— Ты говоришь совсем, как они, — лицо Йоко мгновенно порозовело. Мои слова задели ее за живое, может быть, даже показались оскорбительными.

— Йоко, милая, не надо так. Ты же знаешь, что я тебя люблю.

Ее удивление, растерянность (не исключено, что сюда примешался и испуг) не были притворством. Я впервые сказал ей: люблю! Вам это может показаться странным, но так было на самом деле. Я познакомился с Йоко три месяца назад. Нашу вторую встречу мы отметили в моей постели. Поначалу мне и в голову не приходило, что наши любовные игры могут обернуться чем–то серьезным. Как–то само собой получилось, что я привязался к ней. Не ожидая от себя такого, я был настигнут новизной чувств врасплох. У меня возникло беспокойство, что потеряю ее, и я предложил Йоко выйти за меня, не очень–то понимая, люблю или нет. К чему слова, думал я, не в них главное. Она не отказала, но и не дала согласия, говоря, что не стоит мне взваливать на себя обузу, что нам и так неплохо, и, наконец, есть обстоятельства, с которыми ей необходимо разобраться самой. Она просила меня не спешить.

— Ты меня любишь? И говоришь мне об этом именно сейчас? Но почему?

— Так вышло. Я хотел сказать раньше. Прости, если не ко времени

Не знаю, что изменило поведение Йоко, мое признание или что–то иное, оставшееся тайной. Важно, что как то сразу исчезла преграда, мешавшая ей быть откровенной со мной.

— Однажды ои предупредил меня, что если с ним что–то случится» я должна взять конверт, оставленный на мое имя в абонементном сейфе банка.

Такити, вероятно, оставил завещание, подумал я. Будто угадав направление моей мысли, Йоко сказала:

— Я не приняла это серьезно и почти легкомысленно спросила, уж не завещание ли ои написал? Нет, не завещание. В этих бумагах что–то очень важное для меня.

— И где этот банк?

— Отделение банка Тосай–гинко в нашем районе, недалеко от дома.

Нужно было действовать, не мешкая. Но Йоко остудила мой пыл. Во–первых, абонемент числится не за ней и потребуются формальности. Сейф открывается одновременно двумя ключами, хранящимися у банковского служащего и владельца абонемента. Такой системы придерживаются почти во всех банках.