По законам железных людей - [27]

— Вы любите этот редкий сорт шотландского виски? Рискую показаться однообразной, но повторю: вы — интересный господин.

— А я рискую прослыть невежей, если не признаюсь, что заинтригован вами. Не буду изощряться в комплиментах в ваш адрес, вы их слышали от других и не раз. Вы богаты, судя по этому дому. И у вас есть тайна. Иначе вы не стали бы попусту тратить силы и средства на развлечение бездельников с Гиндзы. Едва ли ваш бар приносит доход…

— Вы правы. Но отчасти. Не могу сидеть сложа руки. Ничто не старит людей, как праздность.

— Надеюсь, это вам не грозит.

— Ах, вашими устами бы… Неужели дама из «Шагала»…

— Вы хотите, чтобы я отгадал ее возраст?

— А вы считаете себя способным на это?

— В зависимости от того, каким будет приз за ответ…

— Чего пожелаете. Я — человек слова.

— Ну, если так, — я нарочно медлил, глядя на нее, и видел, как улыбка сползает и лицо делается совсем беззащитным. — Если так, то ей должно быть… пятьдесят семь лет.

Она резко поднялась, повернулась ко мне спиной, потом подошла к стереомагнитофону, включила его. Латиноамериканские ритмы.

— Вы знали это с самого начала? С нашей встречи в баре? Или раньше?

— Нет. Честно говоря, я угадал не ваш возраст, а то, что вы — Игата Каёко. А сколько лет женщине с этим именем — мне было известно.

— От Йоко?

— Нет. От человека, которого вы не знаете.

— Представляю, что он мог наговорить обо мне!.. Впрочем, я пригласила вас не для того, чтобы ворошить свое прошлое. — Каёко подлила виски в мой бокал и подняла свой. — Я хочу, чтобы вы знали: я — ваш союзник!..

Что она имела в виду — непонятно. Но сказано было сильно.

Я взял тайм–аут и спросил, что означает надпись на воротах — «Гото»?

— Гото Дайгоро. Особняк — одно из его владений, а сам он вероятнее всего где–то в горах… любуется водопадами.

Информация, из которой немного выудишь. На улицах нередко мелькают молодчики в коричневом со стягами Восходящего Солнца и Хризантемы. Сторонники партии «Дайгидзюку» и люди Гото — ее лидера, крайнего националиста, одинаково ненавидящего коммунистов и янки. Но при чем тут Каёко?

— Так что бы вы хотели получить в награду за догадливость?

— Встречу с Кавакита Канъитиро… если можно.

— Думаете получить от него интервью?

— Не знаю, удастся ли…

— Тогда к чему вам это?

— Хочу найти тех, кто убил Йоко.

— Это — дело полиции, — голос был ровный, словно речь шла о постороннем… предмете. — Ах, да, вы ведь не доверяете полиции. (Откуда ей знать, кому я доверяю, а кому нет?

— Встречу я вам устрою, но, к сожалению, не смогу гарантировать вашу безопасность.

— Бог с ней.

— Нет. Хватит смертей!

— Вот как!? А почему вы об этом не подумали несколько раньше?

— Глупо. Но, видимо, я заслужила ваш вопрос. — Усталая, немолодая женщина смотрела на меня и, казалось, не видела ни меня, ни окружающее, а только свое одиночество.

2

По графику дежурным редактором в отделе должен быть Арасэки, поэтому утром я вошел в редакцию без особой боязни нарваться на нежелательное лицо. Все разъехались по заданиям. Арасэки даже рот разинул, увидев меня.

— Ты что, уже на ногах?.. Я уж тут переживал за тебя. Оповестил бы меня, а то… — Он развел руками и смущенно шмыгнул носом. — На сегодня все расхватали.

—- А на завтра?

— Все шутишь… а я как послушаю разговоры вокруг тебя — мне не до шуток.

— Думаешь, плохи мои дела?

— Да не очень хороши.

В общем, кое–кто в газете решил отпеть меня как журналиста. Интересно, каким способом. Перестановки у нас — обычное дело. В охранники меня не упекут, не положено по закону. Но сослать в какую–нибудь дыру для изучения провинциальной жизни — это им пара пустяков. Арасэки сказал, что в принципе я свободен, но должен поддерживать с ним связь, мол, в любую минуту может возникнуть оказия и т. д. Мы сговорились на том, что я поболтаюсь в центральном управлении полиции и время от времени буду звонить. К Сэги я заглянул не из–за кофе, а чтобы перекинуться с ним словцом–другим. Да и просто взглянуть на него. Меньше всего мне хотелось расстраивать моего друга своими бедами, но тем не менее пришлось посетовать, что, не исключено, нашим встречам близится конец. Известие огорчило его, он насупился, что–то обдумывая, а чтобы занять себя на это время, принялся молоть кофе. А потом заварил мне свежего.

— Знаешь, — сказал он мне, — главное не кисни. В народе говорят, что человеку всюду найдется зеленый холм, который примет его прах. Я это понимаю так, что нельзя давать себя унизить. И нет такой работы, которая стоила бы унижения.

Перед уходом я спросил у него про Камисиро. Ходок по женской части, очень неглупый, однажды крепко обманул его, но плохого о нем он не хотел бы говорить, потому что не знает, что у него за душой, кто он на самом деле. В пресс–клуб я поехал лишь в надежде застать там Танияма, но того где–то черти носили. А может быть, он уже извещён и избегает встречи со мной?

Ближе к вечеру в редакции меня нашла Каёко,

— Слушайте и записываете, — каким–то служебным голосом произнесла она. Привычка диктовать или писать под диктовку другого, — Завтра ровно в полдень. «Кантри–клуб» в префектуре Канагава. Он приедет к десяти в сопровождении секретаря и одной женщины. Партия в гольф. После — завтрак в клубном ресторане. Затем — беседа с вами. Ровно час и ни минутой больше. Как понимаете, ни слова обо мне! Вы рекомендованы Ханэдзава Сабуро.