По Юго-Западному Китаю - [19]

Тихая и мирная жизнь юньнаньских мусульман была нарушена в 30—50-е годы XIX в., когда их общины подверглись религиозным гонениям со стороны местных властей и китайцев-немусульман. Последовала серия погромов. Только за два майских дня 1856 г. в Куньмине и его окрестностях было перебито 20 тыс. человек. Итогом погромов стали восстания, продолжавшиеся в общей сложности 18 лет. За эти годы провинциальный центр трижды подвергался осаде. С тех пор мусульманское население Куньмина сильно поредело. Сегодня среди почти 2 млн. его жителей хуэй насчитывается немногим более 10 тыс. Вместе с ицзу, бай, мяо, наси и другими народностями они вносят в жизнь города что-то свое, необычное и только ему присущее.

В поисках затерявшейся гостиницы сворачиваем еще на одну узкую улицу, бегущую между одноэтажными кирпичными домиками, стены которых украшены небольшими, метр на два, но настоящими, написанными маслом картинами. За исключением одной, изображающей печатающих шаг по бульвару полицейского и дружинника с чеканными лицами и призывающей соблюдать законы и укреплять дисциплину, все остальные сюжеты (а впоследствии в северо-западной части города таких образцов настенной живописи мне попадалось немало) связаны с достопримечательностями Китая: озеро Дяньчи, храм Неба в Пекине, изумительные пейзажи Сучжоу и Ханчжоу неизвестный художник (художники?) запечатлел на стенах родного города. Думаю, не ошибусь, если предположу, что своей чистотой и своеобразным эстетическим оформлением улицы Куньмина во многом обязаны деятельности квартальных канцелярий, где работают, видимо, настоящие патриоты города.

Утро следующего дня начинается с привычной уже суеты и неразберихи, в результате выезжаем на полтора часа позже, чем запланировано. Полчаса дороги — и мы у цели, у подножия Сишань. Еще минут десять автобус карабкается по извивающейся ленте шоссе в гору, обгоняя уже многочисленных, бредущих от остановки общественного транспорта туристов. От места стоянки автобусов еще около километра идем пешком к Саньцингэ (храму Трех чистых), расположенному на склоне горы Архатов. И на стоянке автобусов, и на тенистой обочине ведущей к храму гладкой асфальтированной дороги расположились с нехитрыми, но крайне популярными у путешественников товарами — прохладительными напитками, очищенными ананасами, семечками, сувенирами — сухонькие старушки, молодые женщины, бойкие вездесущие мальчишки. Один из таких юных «бизнесменов», забыв о стоящем у его ног ящике с мороженым и необходимости рекламировать свой товар, углубился в чтение пожелтевшей, потрепанной брошюры. Интересная, видимо, попалась книжка.

Погода — просто изумительная: густо-синее небо, яркое солнце, свежайший, чистейший воздух, которым просто нельзя надышаться. Все озеро — как на ладони. Вода в нем местами темно-синяя, местами зеленая, местами бурая. Прибрежная полоса усеяна поплавками рыбацких сетей. На северном берегу у подножия пологих гор разбросан Куньмин.

Среди голых безжизненных глыб, усыпавших восточные склоны горы Архатов, непостижимым образом цепляются за островки земли стройные тонкоствольные сосны. Их яркая, сочная зелень чудесным образом гармонирует с синевой высокого неба и резко взбирающейся вверх серой гранитной кручей.

У входа в храм столпотворение. Масса людей, прежде незаметно растворявшаяся на дороге, скапливается у узких ворот, просачивается сквозь них и непрерывной извивающейся лентой по лестницам и дорожкам устремляется вверх, к Воротам дракона.

Туристические проспекты утверждают, что, лишь посетив Саньцингэ, можно ощутить красоту Западных гор и, только поднявшись к Воротам дракона, узнать причудливость горы Архатов. Вероятно, все так, но, как мне кажется, чтобы по-настоящему прочувствовать очарование этого как бы врезанного в отвесную скалу, нависающего над озером, словно нал всем миром, Дворца небожителей, необходимо побыть там без суеты, спешки, мелькания множества отнюдь не погруженных в раздумье и созерцание прекрасного, а торопящихся запечатлеться на фоне Дяньчи или скалы лиц хотя бы несколько часов. Но нам знакомиться с храмом приходится чуть ли не бегом, застревая к тому же в многочисленных пробках в узких горловинах переходов и только изредка позволяя себе остановиться, перевести дух и пристально взглянуть на окружающее нас великолепие. Как тут не пожалеть о потерянных утром часах!

Сразу же за входом — изящный двухэтажный павильон. Из темноты небольшого квадратного зала каждого входящего в храм насквозь просвечивают грозно выпученные глаза хранителя горных ворот Ван Линьгуаня. Он, как гласит предание, был реальным человеком, жил в период Сун и посвятил свою жизнь изучению Дао. Как это нередко случалось с ревностными приверженцами даосизма, после своей смерти он был канонизирован и возведен в ранг Двадцать шестого Небесного полководца, а потом «получил повышение» и стал святым, хранителем ворот. Стальная плетка, которую держит в руке Ван Линьгуань, предназначена для того, чтобы отгонять злых духов, пытающихся пробраться в обитель святых и потревожить их покой.

История храма начиналась прозаически. Более шестисот лет назад, в период господства династии Юань, наместник провинции князь Лян построил на этом живописном месте загородный дворец. После свержения власти монголов здесь был возведен храм, в разное время именовавшийся Храмом яшмового владыки, Храмом на берегу моря, Храмом архатов, а в последние столетия — храмом Трех чистых. Последнее название, которое он носит и поныне, требует объяснения, поскольку имеет глубокую религиозную символику.