По волнам жизни. Том 2 - [99]

В качестве экспертов я пригласил проф. С. Н. Блажко и А. А. Михайлова.

Собрались мы в приемной и ждем. За дверьми, в кабинете М. Н. Покровского происходит заседание. В ГУСе практиковалась система, что дело сначала рассматривалось при закрытых дверях, а затем после предварительного обмена мнений приглашались докладчики.

Слышим мы через дверь, что дошло до астрофизической обсерватории. Слышен резкий возражающий голос Тер-Оганезова, а затем ответная речь Костицына. Потом пошли спокойные разговоры остальных участников. В это время откуда-то присылают автомобиль за Покровским. Он тотчас же уезжает, оставляя председательствование на Артемьеве. Нас троих вызывают в кабинет. Тер-Оганезов сидит с нахохленным видом. Артемьев предоставляет слово мне.

Во вступительном слове я указываю, что сейчас астрофизические работы производятся главным образом в Пулкове, но там они занимают только второе место, потому что обсерватория по своим задачам является астрометрической. Что же касается университетских обсерваторий, то их астрофизическое оборудование является пустяком по сравнению с современными требованиями науки. Поэтому и необходимо создать специальную крупную астрофизическую обсерваторию.

Д. Н. Артемьев, без сомнения руководясь мыслью помочь мне, выступает совершенно неудачно:

— Всеволод Викторович засвидетельствовал, что астрофизические работы в университетских обсерваториях совершенно пустячны. Тогда ясно, что надо сделать, и я это и предлагаю. Отберем у всех университетских обсерваторий их астрофизическое оборудование и передадим его новой обсерватории. Так мы сразу ее и создадим.

Я прямо холод почувствовал в жилах от такого проекта. Заниматься ограблением вовсе не входило в мои планы… Прежде, чем я мог возразить, слово перехватил С. Н. Блажко:

— Я удивляюсь Всеволоду Викторовичу, как он мог отозваться об университетских астрофизических работах как о пустяках! Эти работы вполне солидны, уважаются ученым миром…

И он понесся по новым рельсам, совершенно забыв о целях, ради которых мы собрались. Дело было ясное: Блажко считался астрофизиком в Московской обсерватории, и он счел себя задетым за свои астрофизические работы.

Как только я получил слово, я объяснил, что произошло недоразумение: я говорил, как о пустяках, об астрономических инструментах, а не о работах университетских астрофизиков. Это не одно и то же. Можно плохими инструментами сделать хорошую работу и наоборот.

Тем не менее получилось для непосвященных скверное впечатление: специалисты на заседании вступили между собою в полемику… Этим сумел воспользоваться Тер-Оганезов. Он стал говорить, что в создании особой астрофизической обсерватории надобности нет, так как таким путем создается параллелизм с деятельностью Пулковской обсерватории, в которой производятся наблюдения по астрофизике. Но если вопрос о создании особой астрофизической обсерватории может считаться предрешенным, нет необходимости создавать для ее осуществления предлагаемый В. В. Стратоновым организационный аппарат, а эту задачу надо возложить на существующую, по сведениям Тер-Оганезова, в Пулковской обсерватории особую комиссию, имеющую задачей выбор места для перенесения Пулковской обсерватории.

Тем не менее Государственный ученый совет вынес постановление: 1) образовать временный комитет в Москве по устройству Главной астрофизической обсерватории; 2) включить в состав этого комитета ту пулковскую комиссию для выбора места перенесения названной обсерватории, о существовании которой удостоверил ГУСу В. Т. Тер-Оганезов; 3) поручить этому временному комитету в короткий срок разработать более детальный проект по организации Главной астрофизической обсерватории и внести его на рассмотрение Государственного ученого совета.

По поводу этого половинчатого постановления член совета инженер Федоров при выходе из заседания объяснил:

— Я высказался против учреждения обсерватории, потому что сами астрономы между собой не сговорились и пререкались на заседании.

Когда мы вышли из заседания, говорю Блажко:

— Сергей Николаевич, как вы могли выступить с таким пагубным для дела заявлением? Ведь университетские астрофизические работы пустячными назвал не я, а председатель. Но, если вам показалось — чего на самом деле не было — будто я неуважительно отозвался о ваших работах, не следовало ли бы вам лучше это высказать в своем товарищеском кружке, а не в ГУСе?

Он помялся:

— Пожалуй, действительно, мне лучше было бы не выступать…[130]

Когда я впоследствии рассказывал об этом эпизоде Белопольскому, хорошо знавшему Блажко по Московской обсерватории, он смеялся:

— На Сергея Николаевича временами находит, что он говорит совершенно странные вещи.

Впоследствии, по факультетской практике, я в этом не раз убеждался.

Временный комитет

Надо было выждать, пока смягчится неблагоприятное впечатление, но рук складывать не следовало.

Я организовал временный комитет, в который привлек С. Н. Блажко, В. А. Костицына, А. А. Михайлова, А. К. Тимирязева и себя, избранного председателем комитета. В первом же заседании[131] этот комитет одобрил весь проект мой об организационных мероприятиях, причем высшим органом было намечено Астрофизическое совещание, в состав которого были вовлечены: а) астрономы-астрофизики: Балановский И. А. (Пулково), Белопольский А. А. (Пулково), Белявский С. И. (Симеиз), Блажко С. Н. (Москва), Иванов А. А. (Пулково), Казанский И. А. (Москва), Костинский С. К. (Пулково), Костицын В. А. (Москва), Михайлов А. А. (Москва), Неуймин Г. Н. (Симеиз), Орбинский А. Р. (Одесса), Орлов С. В. (Пермь), Розанов А. Н. (Ташкент), Серафимов В. В. (Петроград), Стратонов В. В. (Москва), Тихов Г. А. (Пулково), Фесенков В. Г. (Новочеркасск), Эпик Э. К. (Ташкент); б) физики и геофизики: Блумбах Ф. И. (Петроград), Коростелев Н. А. (Петроград), Лазарев П. П. (Москва), Михельсон В. А. (Москва), Рождественский Д. С. (Петроград), Савинов С. И. (Петроград), Тимирязев А. К. (Москва), Эйхенвальд А. А. (Москва). Это были действительно все лучшие научные силы России, могущие иметь отношение к астрофизике.