По волнам жизни. Том 2 - [38]
Он убедил собрание — большинство решило включить и их.
Произошел маленький курьез. Уже после моего выезда из Ржева был оттуда командирован на съезд делегатом один из наших чиновников, стоявший в оппозиции ко мне, а также один из низших служащих. Ничего особенного делегат и не говорил, но когда после своего выступления он неожиданно натолкнулся на меня, у него лицо перекосилось от неожиданности.
Газеты оповестили, что в цирке Чинизелли назначен митинг с речами на злобы дня. В качестве ораторов было названо несколько весьма известных в то время политических деятелей[39].
Эти имена соблазнили, и цирк был переполнен до отказа. Все же порядок соблюдался, и по купленному билету можно было найти свое место.
Надо было думать, что продавалась только часть мест, так как не было похоже на то, что переполнившая верхние места толпа солдат и матросов за это стала бы платить.
Пора начинать — не начинают. Полчаса проходят, час… Что же такое? Публика волнуется, шумит, стучит… Выходит на кафедру какой-то тип и сообщает:
— Митинга нельзя начать, потому что еще не прибыл председатель его…
Крики:
— Начинайте без него!
— Нельзя без него! Да и ораторы не все прибыли.
Председатель и вообще на митинг не прибыл. Это был кто-то из виднейших тогда политических деятелей.
Собравшиеся в цирке все шумнее выражают свое нетерпение и негодование. Так прошло полтора часа…
Выходит на эстраду и садится на председательское место некто в военной форме, крупный мужчина, грузный, бритый. Ясно, что не он — ожидавшийся председатель.
— Объявляю митинг открытым!
Крики из публики:
— А вы кто?
— Кто вы такой?
Нетерпеливый жест. Резко:
— Скажу в свое время!
Председатель обстоятельно объясняет, что намеченный председатель не приехал и уже не прибудет. Некоторые из объявленных на афише ораторов также не прибыли.
В публике гул неудовольствия.
Когда затихло, мужчина в форме говорит:
— Председательствовать же просили меня. Я — Степун! — провозглашает он.
Степун? В публике с недоумением переглядываются. Ф. А. Степун, считавшийся философом и писателем, не имел, очевидно, достаточной известности.
Полились речи по текущему моменту и на тему о завоеваниях революции. Ораторы делятся на две группы: на уже известных публике, ее любимцев — таких встречают бурными аплодисментами, — и на мало известных или вовсе нет.
В качестве любимца публики был приветствован, почти что овациями, Питирим Сорокин, которого называли любимым учеником покойного М. М. Ковалевского. Сейчас П. А. Сорокин был как бы в роли душки-тенора революции.
Позже, за границей, я неоднократно встречался с П. А. Сорокиным, слышал в конце 1922 года в Берлине его лекцию, так сильно в свое время раздражавшую большевиков, с констатированием того упадка, до которого они довели Россию[40]. К тому времени Сорокин значительно уже поправел, и он собирался ехать в Америку и в качестве лектора о России, и в качестве… маляра.
— В Америке, — говорил он мне, — такое сочетание не может не произвести впечатления!
Все это ему впоследствии и удалось. Впечатление в Америке он произвел и устроился там так хорошо, как мало кто из эмигрантов. Думаю, что Сорокину было бы мало приятно, если б ему поднесли стенограмму речи, произнесенной им против прежнего режима на этом митинге… Но тогда многие, как и он, были в багровом тумане.
Появился, между прочим, на эстраде пожилой военный врач, в форме. Говорил с немецким акцентом. Он был в германском плену. Все пленные с радостью встретили известие о революции. Надеялись, что теперь война будет скоро и победоносно окончена.
По цирку разносится первый ропот неудовольствия.
Степун поднимает руку. Становится тише.
Врач этого не замечает. Рассказывает о той мрачной картине развала армии, которую он, с другими пленными, увидел, возвратившись из Германии. И в Германии начался развал, но он не сравним с нашим. И там в солдатской среде началась деморализация. Тем не менее, когда мимо солдат проходит офицер или военный врач, обязательно раздается команда:
— Смирно!
Цирк завопил от негодования. Кое-где послышались свистки.
Ф. А. Степун поднимает руку. Цирк смолкает:
— Прошу вас соблюдать тишину. А докладчику — не беспокойтесь! — будет дан достойный ответ.
Цирк отвечает председателю аплодисментами.
Этот демагогический выпад Ф. А. Степуна меня поразил. Позже, когда я встречался с ним в эмиграции, заметил в нем порядочную неустойчивость взглядов. Таково же мнение о нем многих. Но тогда подобное заигрывание с распущенной солдатней как-никак от человека, сидевшего в офицерской форме, было странным.
Врач, все еще недостаточно оценивший обстановку, попробовал продолжать свою речь. Ему это не удалось. Почти каждая его фраза заглушалась негодующим воплем революционных солдат.
Он махнул рукой и, не докончив фразы, ушел с эстрады.
Один из следующих ораторов оправдал обещание Степуна. Он привел в восторг солдатскую часть аудитории едкой критикой порядка отдавать честь. Это также был офицер…
Но настоящим героем митинга, настоящим любимцем собравшейся аудитории оказался известный меньшевик, выступавший повсюду под псевдонимом Либер. Когда он шел по арене цирка — невысокого роста, с густой и длинной «писательской» шевелюрой, — ему устроили настоящую овацию. Либер (его фамилия — Гольдман, еврей, адвокат) самодовольно улыбался и раскланивался во все стороны, совсем как оперный тенор.
В 1922 году большевики выслали из СССР около двухсот представителей неугодной им интеллигенции. На борту так называемого «философского парохода» оказался и автор этой книги — астроном, профессор Московского университета Всеволод Викторович Стратонов (1869–1938). В первые годы советской власти Стратонов достиг немалых успехов в роли организатора научных исследований, был в числе основателей первой в России астрофизической обсерватории; из нее потом вырос знаменитый Государственный астрономический институт им.
Книга подготовлена по инициативе и при содействии Фонда ветеранов внешней разведки и состоит из интервью бывших сотрудников советской разведки, проживающих в Украине. Жизненный и профессиональный опыт этих, когда-то засекреченных людей, их рассказы о своей работе, о тех непростых, часто очень опасных ситуациях, в которых им приходилось бывать, добывая ценнейшую информацию для своей страны, интересны не только специалистам, но и широкому кругу читателей. Многие события и факты, приведенные в книге, публикуются впервые.Автор книги — украинский журналист Иван Бессмертный.
Во втором томе монографии «Гёте. Жизнь и творчество» известный западногерманский литературовед Карл Отто Конради прослеживает жизненный и творческий путь великого классика от событий Французской революции 1789–1794 гг. и до смерти писателя. Автор обстоятельно интерпретирует не только самые известные произведения Гёте, но и менее значительные, что позволяет ему глубже осветить художественную эволюцию крупнейшего немецкого поэта.
Книга М. Лапирова-Скобло об Эдисоне вышла в свет задолго до второй мировой войны. С тех пор она не переиздавалась. Ныне эта интересная, поучительная книга выходит в новом издании, переработанном под общей редакцией профессора Б.Г. Кузнецова.
«Гражданская оборона» — культурный феномен. Сплав философии и необузданной первобытности. Синоним нонконформизма и непрекращающихся духовных поисков. Борьба и самопожертвование. Эта книга о истоках появления «ГО», эволюции, людях и событиях, так или иначе связанных с группой. Биография «ГО», несущаяся «сквозь огни, сквозь леса... ...со скоростью мира».
От редакции журнала «Знамя»В свое время журнал «Знамя» впервые в России опубликовал «Воспоминания» Андрея Дмитриевича Сахарова (1990, №№ 10—12, 1991, №№ 1—5). Сейчас мы вновь обращаемся к его наследию.Роман-документ — такой необычный жанр сложился после расшифровки Е.Г. Боннэр дневниковых тетрадей А.Д. Сахарова, охватывающих период с 1977 по 1989 годы. Записи эти потребовали уточнений, дополнений и комментариев, осуществленных Еленой Георгиевной. Мы печатаем журнальный вариант вводной главы к Дневникам.***РЖ: Раздел книги, обозначенный в издании заголовком «До дневников», отдельно публиковался в «Знамени», но в тексте есть некоторые отличия.
Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.