По волнам жизни. Том 2 - [39]

Шрифт
Интервал

Речь его была вычурно-цветистая, содержание ее трудно передаваемо. Обычная митинговая демагогическая вода, подаваемая в красивом виде и воспринимаемая со страстным восторгом. Едва ли, однако, кто-либо из восторгавшихся рассказал бы толком, о чем, собственно, Либер говорил…[41]

Кража

Не обошлось у меня без неприятности.

Накупивши разных вещей — белья, книг и пр., — и положив еще неосторожно в чемодан лишние деньги, сдал все вещи на вокзале в камеру для хранения. Вместе с попутчицей пришли в вагон первого класса. Встречает проводник в форме. Осмотрел билеты, открыл купе. Узнавши, что все вещи сданы в камеру, предложил их принести. Ушел с полученной от меня квитанцией, и… более я его не видел. Встревоженный, бросаюсь справляться у милиционера.

— Какой такой проводник? Никаких проводников более в вагонах не бывает! Еще два дня назад их упразднили.

Кто же об этом знал! Объявлений об этом новом завоевании революции нигде не было. Ясно, что встретивший нас мошенник был именно одним из проводников, отлично знавшим свои обязанности и порядки на железной дороге.

Бросаюсь в комендатуру — заявить о краже и просить о розыске. «Товарищ» комендант, из солдат, сидит с важным видом в кресле, не желает на меня, буржуя, обращать внимания. Читает долго какую-то бумагу. Я нервничаю — сейчас должен отойти поезд. Наконец, он удостаивает поднять на меня глаза. Начинаю говорить, но уже раздается второй звонок. Боясь пропустить в довершение неприятностей и поезд, бросаюсь прочь из комендатуры.

Вдогонку комендант мне бросает, очевидно для утешения:

— У нас по несколько краж в день бывает.

Первая продолжительная остановка в Бологом, — разыскиваю станционного коменданта. Он — кронштадтский революционный матрос. Выслушал, что-то записал… Но я уже видел, что мое дело безнадежно.

В Ржев я вернулся только в одном пиджаке. Кроме пальто, чемоданов с новой одеждой и пр., пропали незаменимые научные материалы, а также вся подобранная в Петрограде революционная литература.

Опять в Твери

В августе 1917 года снова пришлось побывать в Твери.

Город был пропитан революционностью, и это сказывалось повсюду. Говорили о больших успехах, которые делает коммунизм в среде рабочих.

Остановился я в главной гостинице, расположенной на идущей к вокзалу улице; кажется, она называлась Трехсвятская, а, может быть, и Всехсвятская[42].

Временное правительство арестовало было большевизировавшегося прапорщика Аросева, но, по своей мягкотелости, вскоре распорядилось его освободить. Аросев сидел в Москве в тюрьме, а теперь триумфатором возвращался в Тверь. Впоследствии он играл видную роль в советских военных кругах, а еще позже был дипломатическим представителем советской власти в Праге.

Ко времени прихода поезда, везшего победителя, затеяна была манифестация местных коммунистов. Правда, собралось их не очень много, лишь до полутораста человек, но к вокзалу они шли рядами, с громким пением «Интернационала».

Я смотрел на манифестантов из окна своего номера. Бросилась в глаза одна молодая большевичка — работница. Шла, гордо подняв голову к окнам гостиницы. Вероятно, последняя ей рисовалась как капиталистическая цитадель, заполненная пьющими пролетарскую кровь буржуями. Ее горящий ненавистью взгляд встретился с моим, и я невольно улыбнулся. В ответ она вытянула кулак и стала мне грозить. Это обратило на себя внимание других манифестантов, и все они подняли головы к моему буржуазному окну.

Я впервые ясно понял, что разжигаемая в пролетариате ненависть против буржуазии не может не разразиться весьма серьезными последствиями. Слишком уж мощен электрический заряд.

6. Темное засилье

Осенний период

И во Ржеве все более разлагался гарнизон, и все яснее вырисовывался успех большевизма. Появилась своя большевицкая пресса[43]. Власть повсюду ускользала из рук начальников, и в большинстве они держали себя заискивающе перед комитетами. Пример этому показывал начальник гарнизона генерал Голынец. Бульвар ежедневно был переполнен праздными солдатами, и гуляния шли за гуляниями несменной чередой.

Изредка отправлялись небольшие группы солдат, очевидно охотников, — на фронт. Их провожала, вместо оркестра, как то бывало прежде, небольшая кучка военных музыкантов, довольно растерзанного по внешности вида. Но доводила только до половины пути. Часто останавливались у нашего банка, ленясь провожать дальше. Говорили:

— Будя! Сами дойдут!

Снова появился на горизонте Канторов, но теперь с новой физиономией. В эту пору на фронте и в тылу стали формироваться «батальоны смерти», — ударники, которые, вопреки большевицкой пропаганде, шли на защиту фронта и родины. И вдруг… Канторов появился в роли офицера батальона смерти. Пришел с соответственными мрачными эмблемами, нашитыми на рукаве: череп и две скрещенные кости.

Возился и с Союзом георгиевских кавалеров[44], также патриотической организацией, приводил их председателя знакомиться и о чем-то советоваться ко мне… Но в действительности, конечно, ни на какой фронт не поехал, а постарался устроиться в Москве.

В последующем он исчез из моих глаз. И только через год, уже в большевицкие времена, я видел его имя в списке большевицких разъездных агитационных лекторов.


Еще от автора Всеволод Викторович Стратонов
По волнам жизни. Том 1

В 1922 году большевики выслали из СССР около двухсот представителей неугодной им интеллигенции. На борту так называемого «философского парохода» оказался и автор этой книги — астроном, профессор Московского университета Всеволод Викторович Стратонов (1869–1938). В первые годы советской власти Стратонов достиг немалых успехов в роли организатора научных исследований, был в числе основателей первой в России астрофизической обсерватории; из нее потом вырос знаменитый Государственный астрономический институт им.


Рекомендуем почитать
Силуэты разведки

Книга подготовлена по инициативе и при содействии Фонда ветеранов внешней разведки и состоит из интервью бывших сотрудников советской разведки, проживающих в Украине. Жизненный и профессиональный опыт этих, когда-то засекреченных людей, их рассказы о своей работе, о тех непростых, часто очень опасных ситуациях, в которых им приходилось бывать, добывая ценнейшую информацию для своей страны, интересны не только специалистам, но и широкому кругу читателей. Многие события и факты, приведенные в книге, публикуются впервые.Автор книги — украинский журналист Иван Бессмертный.


Гёте. Жизнь и творчество. Т. 2. Итог жизни

Во втором томе монографии «Гёте. Жизнь и творчество» известный западногерманский литературовед Карл Отто Конради прослеживает жизненный и творческий путь великого классика от событий Французской революции 1789–1794 гг. и до смерти писателя. Автор обстоятельно интерпретирует не только самые известные произведения Гёте, но и менее значительные, что позволяет ему глубже осветить художественную эволюцию крупнейшего немецкого поэта.


Эдисон

Книга М. Лапирова-Скобло об Эдисоне вышла в свет задолго до второй мировой войны. С тех пор она не переиздавалась. Ныне эта интересная, поучительная книга выходит в новом издании, переработанном под общей редакцией профессора Б.Г. Кузнецова.


Гражданская Оборона (Омск) (1982-1990)

«Гражданская оборона» — культурный феномен. Сплав философии и необузданной первобытности. Синоним нонконформизма и непрекращающихся духовных поисков. Борьба и самопожертвование. Эта книга о истоках появления «ГО», эволюции, людях и событиях, так или иначе связанных с группой. Биография «ГО», несущаяся «сквозь огни, сквозь леса...  ...со скоростью мира».


До дневников (журнальный вариант вводной главы)

От редакции журнала «Знамя»В свое время журнал «Знамя» впервые в России опубликовал «Воспоминания» Андрея Дмитриевича Сахарова (1990, №№ 10—12, 1991, №№ 1—5). Сейчас мы вновь обращаемся к его наследию.Роман-документ — такой необычный жанр сложился после расшифровки Е.Г. Боннэр дневниковых тетрадей А.Д. Сахарова, охватывающих период с 1977 по 1989 годы. Записи эти потребовали уточнений, дополнений и комментариев, осуществленных Еленой Георгиевной. Мы печатаем журнальный вариант вводной главы к Дневникам.***РЖ: Раздел книги, обозначенный в издании заголовком «До дневников», отдельно публиковался в «Знамени», но в тексте есть некоторые отличия.


Кампанелла

Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".


Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века

Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.


Воспоминания

Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».


Моя жизнь

Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.


Дневник. Том 1

Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.