По волнам жизни - [45]

За два дня до отъезда из Корчи Исмаил узнал о помолвке Пандоры с врачом, который считался в городе завидным женихом. Это известие огорчило юношу, хотя он счел его естественным и был к нему подготовлен. А накануне его отъезда, вечером, на руках у Ольги скончалась Тина: в несколько дней сгорела от какого-то тяжелого недуга, оставив Ольгу одну с маленьким сыном.

22

Все лето Исмаил блуждал по улицам Тираны в надежде столкнуться с кем-нибудь из влиятельных знакомых, кто помог бы ему получить стипендию для продолжения учебы за границей. Но те, кого удавалось встретить, говорили, что это не в их власти, и Исмаил, весь мокрый от пота, устав от ходьбы под палящим солнцем и совсем отчаявшись в успехе, направлялся в кафе «Курсаль». Там подсаживался к друзьям за столик в тени раскидистой акации, заказывал стакан холодного белого вина и, как истый завсегдатай, проводил за болтовней по нескольку часов, потому что не знал, куда деваться. Раньше, во время летних каникул, он не выходил из дому до вечера, спасаясь от жары, да и идти ему было некуда. Обычно сидел за книгами, штудируя науки предстоящего учебного года, чтобы облегчить себе труд во время занятий, и читая французских классиков, которых в лицее проходили, мягко говоря, поверхностно. Уходя с головой в книгу, Исмаил постигал силу писательского таланта и глубину слова, открывавшего неведомые грани бытия. Отрывался от своих занятий лишь на время обеда, а затем снова сидел за книгами, обливаясь потом от духоты. Позже, когда спадала жара, мылся холодной водой из колодца, одевался и выходил на улицу. Так спокойно и незаметно пролетали три месяца летних каникул, пока не наступал день отъезда в Корчу к началу нового учебного года.

Однако это лето было совсем другим: Исмаил нигде не находил себе места. Уже не возникало желания полистать книгу любимого французского писателя, с головой погрузиться в чтение. К литературе его не тянуло и дома ничто не удерживало.

Дни проходили бесцельно. Приближалась осень. Что же он будет делать, если не добьется стипендии? Станет писарем общины или школьным учителем, как те лицеисты, у которых не нашлось денег для поездки во Францию?

Между тем дети богатых родителей, выпускники того же лицея, с нетерпением ждали конца сентября, чтобы отправиться в страну, о которой давно мечтали. Здесь, в «Курсале», укрывшись от палящего летнего солнца, они делились друг с другом планами и говорили о будущем, витая в мире грез. И все это — в беспокойное время, когда верный слуга короля Абдуррахман Кроси{69} частенько наведывался в кафе с отрядом жандармов. Важно, небрежным движением руки он приветствовал сидевших тут верноподданных депутатов парламента, и те немедленно вскакивали с мест и льстиво кланялись, прижимая ладонь то ко лбу, то к сердцу.

Дни бежали быстро, приближался октябрь. Министерство просвещения гудело от студентов и преподавателей, часами толкавшихся в коридоре, чтобы попасть к начальству или к самому министру. Исмаил тоже решил пойти туда и просить министра включить его в список стипендиатов.

В коридоре скопилось так много людей, что невозможно было дышать. Исмаил ждал вместе с другими, разглядывая всех, кто входил в кабинеты и выходил оттуда. Служитель, старый тиранец с седыми обвислыми усами, с длинной и толстой трубкой во рту, в грязной белой, засаленной на затылке келешэ, открывал по звонку двери кабинета министра или его секретаря, впуская очередного посетителя. Затем выходил на площадку лестницы и, склонясь над перилами, кричал с тиранским акцентом:

— Цено! Два кофе, два!

Вскоре по ступенькам легкой походкой взбегал мальчуган в белых штанишках, с коротко подстриженной челкой и серыми, живыми, как ртуть, глазами. В руках он нес жестяной поднос-жаровню с дымящимся черным кофе. Потом выходил из кабинета с пустыми чашками и кофейником и так же вприпрыжку спускался вниз, насвистывая какой-то мотив. А немного спустя опять поднимался по зову служителя, голос которого гремел наверху:

— Цено! Один крепкий да послаще!

Исмаил прождал в коридоре более двух часов, но к министру так и не попал. Наконец служитель впустил его к секретарю, и тот сказал, что вопрос о стипендиях решается в министерстве особо, по результатам экзаменов и с учетом других обстоятельств, о которых, однако, умолчал.

Исмаил ушел расстроенный, а в тот день, когда объявили имена стипендиатов и его среди них не оказалось, вернулся домой в полном отчаянии.

Увидев, что сын готов расплакаться, мать Исмаила Джемиле подошла к нему, села рядом и стала, гладя по голове, как могла, утешать. Но вернувшийся вечером отец застал сына все в том же настроении. Он сразу понял причину, подошел к Исмаилу, положил ему руку на плечо и сказал улыбаясь:

— Что горюешь, сынок? Тебе не дали стипендии? Не огорчайся, все уладится!

Сын поднял глаза и посмотрел на него с удивлением: что отец такое говорит? Уж не выпил ли?

Но Хасан был трезв как стеклышко. Случалось, иногда за беседой он выпивал дома или в компании друзей одну-две стопочки ракии, но никогда не бывал пьяным. Что же тогда означали его слова? Как можно уладить вопрос о стипендии, если имена стипендиатов уже объявлены?