По ту сторону Венского леса - [8]

Вот тут-то все и узнали, что Романа никто не отпускал в увольнение. Все эти вечера капрал отлучался самовольно. Теперь все раскрылось. Офицер жестоко избил Романа. Из щели палатки мы видели, как

Сасу топтал его ногами, бил хлыстом по голове, по глазам, по рукам. Роман молчал. Он принимал удары спокойно, не защищаясь.

В палатку он вернулся чуть живой. Никто не проронил ни слова. Только скрежет зубов выдавал глубокую ненависть к тому, кто мог безнаказанно избивать нас до полусмерти.

Я как-то сразу забыл, что Роман и Иляна больно ранили мое сердце. Я подошел к нему, протянул сигарету, и мы молча закурили. Вскоре выглянуло солнце. Все спали. Я почувствовал, что меня что-то сблизило с Романом. Скорее всего то, что нас обоих жестоко унизили. Мы вышли из палатки.

— Знаешь, и меня избил майор… — И я рассказал ему все по порядку: как выслеживал его на улице Фрасин, как страдал из-за Иляны, как опоздал в строй.

Роман улыбнулся. Он испытующе посмотрел на меня.

— А почему ты в первый же вечер не выдал меня младшему лейтенанту?

— Что ты, я об этом даже не думал. Мне хотелось только узнать правду. Слишком уж много лжи вокруг нас. И знаешь, твой двоюродный брат, которого ты как-то вечером приводил сюда, во многом прав.

Роман внимательно слушал меня, и на его распухшем, с синими подтеками лице появилась улыбка.

— Да, мой двоюродный брат прав. Многие нашли там, на фронте, правду.

— Но в чем же она, эта правда?

— Она в каждом из нас: в тебе, во мне. Я ее нашел. Мне помог мой брат.

— Я тоже хочу знать правду. Кругом ложь, и мне тошно от нее.

— Боюсь, что ты все равно будешь сомневаться.

— Почему?

— Но ты же усомнился во мне и Иляне.

— Разве вы с Иляной не любите друг друга?

— Нет, любим. Мы люди, знающие правду, не можем не любить друг друга. Именно в этом наша сила, понимаешь?

— Ничего не понимаю. Ты мне ответь прямо: любите вы друг друга или нет?

— Да, любим, но не так, как ты думаешь. Иляна больше не может приходить сюда, но всеми своими мыслями она с тобой, дуралей, так же, как я с Марией, в Бэнясе. Но я тоже не имел права проводить эти ночи дома. Мы готовимся к встрече великой правды, которая скоро должна прийти. Иляна спрашивает тебя, хочешь ли ты ее видеть? До сих пор я не мог тебе этого сказать.

— Хочу ли я ее видеть? Скажи мне где, когда?

Роман опять пристально посмотрел на меня, обвел глазами палатку — кругом все спали. Я услышал его тихий голос:

— Теперь видеть Иляну — дело сложное, дружище. Это очень опасно.

— Ну, не опаснее, чем при бомбежке.

— Как сказать.

— С кем же я должен бороться?

— С теми, о ком говорил мой брат. Нас много, но скоро будет еще больше! И вести нашу борьбу гораздо труднее, чем стрелять из пушек.

Я вспомнил отца. И он каждый раз, когда приходил поздно вечером домой, говорил матери: «Скоро нас будет много, и мы будем сильны». А мать ставила ему на стол тарелку с фасолью и кротко отвечала: «Только будь осторожен, дорогой. Господа, они сильные и злые». Отец улыбался, с любовью глядя на нее. Как-то раз, когда они говорили об этом, отец заметил, что я его слушаю, прервал разговор и ласково сказал: «Ты уже поел, Тудор?» — «Поел, папа». — «Тогда почему же ты не идешь спать? Давай быстро ложись в постель; ты еще мал, чтобы знать о таких вещах!»

— Да, да, нас тысячи, Тудор, а скоро нас будет во сто раз больше, — продолжал Роман.

— А Иляна, господин капрал, что она сказала? Когда можно ее увидеть?

— О том, что ты ее увидишь, не должен знать никто, что бы ни случилось. Даже твои товарищи. Понимаешь?

— Кажется, начинаю понимать.

— Вот видишь, ты узнал, что я не хожу домой. Вина моя и Иляны, что ты нас видел. А если бы нас видел кто-нибудь другой? Мог бы разболтать, и все стало бы известно. Могло бы пострадать наше дело.

— А что вы хотите сделать?

— Узнаешь, если решишься быть с нами, с Иляной.

— Я хочу быть там, где Иляна. Теперь я ей верю. Ты не говори ей, что я в ней сомневался.

Роман пожал мне руку.

— Это хорошо, Тудор. Ну а теперь давай поспим немного. Еще неизвестно, надолго ли нас оставили в покое самолеты. И всегда помни — нас тысячи, Тудор. Везде, где есть угнетенные, есть и наши друзья.

Я снова вспомнил отца. То же самое он говорил маме: «Всюду, где есть несчастные люди, есть и ростки справедливости, правды».

Спать я не мог. Перед глазами стоял образ отца. Значит, он знал правду уже давно. Он боролся за нее.

Рядом со мной кто-то зашевелился.

— Ты что, не спишь, Тудор?

Я вздрогнул. Неужели я говорил вслух?! Я узнал голос Илиуца, дальномерщика.

— Нет, никак не могу уснуть.

— А-а-а, — зевнул Илиуц, повернулся на другой бок и захрапел.

Я облегченно вздохнул. И опять мысли об отце овладели мной. Мать, каково ей было бедной! Ведь она знала, какие опасности подстерегали отца все эти годы. Почему же мне об этом ничего не говорили, почему я не узнал об этом раньше? Но как они могли рассказать об этом мне, мальчишке, совсем не знающему жизни. Что я делал?! Гонял мяч на пустыре да писал тайком стишки Иляне (с третьего класса гимназии мы все писали стихи — это было в моде) и без конца мечтал… То я плавал на подводной лодке «Доке» на Черном море, то участвовал в операциях гангстеров Аль Капоне. Глупые мечты… А кроме этого? Ничего! Что я делал до сегодняшнего дня? Был писарем на кирпичном заводе «Лэптару и К°» и не сумел даже кончить гимназию, в то время как отец, Иляна, капрал Роман и многие другие жили, твердо зная, в чем правда жизни, и боролись за нее.