По ту сторону - [31]

За полночь уж перевалило, когда морячки, разобрав подружек, стали расползаться «по норкам». Мне тоже пришлось спросить отдельную комнату «для меня и моей милашки», что окончательно опустошило тощий кошелёк, подвязанный к поясу. Точнее, последние гроши пришлось сунуть незадачливой потаскушке, чтобы она не устроила скандал, оставшись совсем без заработка. Прилюдно объясняться с ней я сочла неудобным, и, уже поднявшись в отведённую нам каморку, сказала, якобы сгорая от стыда:

– Я не могу… с тобой. Я был тяжело ранен, и лишился… Ну, ты понимаешь, да? Никому не рассказывай, хорошо? Вот возьми, больше у меня нет.

Я отдала ей деньги.

Деваха поверила, и так расстроилась, что пустила слезу, жалея «несчастного юношу».

– Бедный мальчик, – причитала она, опять порываясь приласкать.

От денег, тем не менее, сердобольная шлюха не отказалась, посчитав, наверное, что неспособность клиента воспользоваться интимными услугами не освобождает его от уплаты в счёт компенсации за потраченное время.

Мне пришлось разделить с ней кровать – не выгонишь же даму в такую пору на улицу. Легли, не раздеваясь. «Подружка» моментально засопела, потом стала выводить трели, не дав толком поспать.

2

Как и заверял Ивашка Рябов, капитан встретил меня радушно. Поинтересовался только, есть ли рекомендации. Тут-то и пригодилось письмо господина Мариуса.

– Гут, – сказал Роде, ознакомившись с документом. – Сейчас пойдём к стряпчему – в порту есть конторка, составим договор.

Ёлки-палки, и в шестнадцатом веке бюрократия!

Стряпчий, мэтр Йорден, тучный мужчина со склеротическим румянцем на шеках, долго скрипел пером, составляя документ по всем правилам. Закончив писать, присыпал песочком, стряхнул и прочёл вслух. В договоре указывалось, что «Яков Демин (это моя настоящая фамилия), поступает лекарем на судно «Единорог» (порт приписки Копенгаген) под начало капитана Карстена. Жалование Якову Демину положить 31 крейцер в день, с полным довольствием». В конце имелась приписка: «В дележе добычи не участвует и свою долю в оной не имеет».

Что за добыча предполагается на судне? Они что, собираются рыбу ловить? А может, это китобойный корабль? Впрочем, мне-то какая разница – я же только лекарь, а в остальном не участвую (согласно договору). Что касается денег, жалование в половину серебряного гульдена (гульдинера) чуть выше, чем у новых товарищей – моряков. Правда, в отличие от меня, те имели долю при дележе некой добычи.

В антверпенском порту жизнь кипела и била ключом. Корабли со всего Старого света и из Нового то и дело швартовались у причалов, растянувшихся вдоль берега не на одну милю. Портовые грузчики и матросы день-деньской катали по талям какие-то бочки, таскали ящики и тюки, клетки с курами и бог знает что ещё. В людской гомон вплетались мычание, ржание, блеяние, кудахтанье и хрюканье. Дурными голосами орали чайки, устраивающие в воздухе свары из-за лакомых кусков. Ароматы заморских пряностей смешивались с запахами кипящей смолы и вонью протухшей рыбы.

Наше судно (теперь я имела право говорить о нём так), трёхмачтовый галеон «Единорог» готовился выйти в море.

Я поначалу не могла понять, почему корабль считают трёхмачтовым, когда на самом деле их только две. Думала, может, третья просто сломалась. А когда спросила у новых товарищей, те меня на смех подняли.

– Сломалась, баишь? Ха-ха-ха! – как конь, ржал Ивашка Рябов. – Оно и видно: не моряк ты, паря. Третья-то мачта, вона, на носу – бушприт прозывается.

Им смешно, а мне-то откуда знать такие тонкости, как наличие вертикальных и наклонных мачт. Оказывается, жердь, торчащая вперёд на носу корабля, это и есть бушприт – наклонная мачта.

Присутствие «рога» и относительно узкий, вытянутый в длину корпус придавали кораблю сходство с одноименным морским животным – нарвалом (он же единорог). Порядком потрёпанная посудина (борта сплошь в заплатах и «шрамах») вид имела горделивый, притягивала взор благородством линий корпуса и сохранившимся (несмотря на многочисленные повреждения) изяществом палубных надстроек. Оснастка корабля, всё это хитросплетение канатов и верёвочных лесенок сухопутному человеку казалась неразрешимой головоломкой, заставляла испытывать некий священный трепет и уважение к морякам, способным разобраться, что тут к чему.

Однако более всего поразил меня флаг, поднятый на грот-мачте (я уже начала, понемногу, разбираться в названиях) – он был красный! Кажется, именно такой вывесили взбунтовавшиеся матросы броненосца «Потёмкин». Я не удержалась, спросила у Роде, что сие означает и какой державе принадлежит флаг. Ответ капитана удивил ещё больше.

– Это мой личный флаг. Я всегда хожу под ним, – ответил Роде невозмутимо, и добавил. – Я на службе у царя Ивана, а русские своего флага не имеют.

Ну и дела! Кто бы мог подумать: капитан датчанин на службе у русского царя. У самого Ивана Грозного! Невероятно. Только и это ещё не всё. Роде сообщил мне (так, между прочим), что «Единорог» – каперское судно.

– Царь Иван воюет со шведами на суше, – пояснил капитан. – Мне же велено вести охоту на море: топить или захватывать шведские корабли со всем их грузом.