По ту сторону - [32]

Так вот о какой добыче шла речь в договоре! Ё-моё, я попала к пиратам! И то, что вместо «Весёлого Роджера» на флагштоке полощется кумачовый большевистский стяг, ничего не меняет. Так сказать, лозунг «экспроприация экспроприаторов» в действии. С поправкой на шестнадцатый век. А костюмчик Джека Воробья, пирата Карибского моря, не только к лицу оказался, но и пророческим. И исправить, похоже, ничего нельзя – я повязана договором (то, что мне не удосужились рассказать, чем занимается Карстен и его команда, вряд ли может служить основанием для его расторжения), да и находились мы уже в открытом море.

«Единорог» сначала отбуксировали собственными шлюпками на внешний рейд, затем поставили паруса и двинулись на северо-восток.

Больше всего я боялась морской болезни – не знала, как поведёт себя желудок, когда начнётся качка.

Не зря опасалась: первый съеденный на судне завтрак тут же оказался за бортом. Хотя волнение было так себе – баллов пять, не больше. Сутки на еду и смотреть не хотела, потом притерпелась как-то, пообвыклась.

У меня была отдельная каюта – помещение чуть больше собачьей будки, но своё, индивидуальное. Из мебели имелись только стол и табурет, привинченные к полу. Вместо кровати – гамак. В углу стоял объёмистый сундучок, доставшийся мне по наследству от лекаря Карла, ныне покойного. Замечательная вещь – из морёного дуба, окованный железом – именно так представляла я в детстве сундук, принадлежащий одному из любимых моих книжных героев, пирату Билли Бонсу. Только вместо оружия, вест-индийских раковин и карты Острова Сокровищ, здесь содержались медицинские инструменты и баночки с аптечными снадобьями. Здесь же хранила я свои сокровища: мыло, купленное ещё в Штеттине, моё «нижнее белье» и Ларискин мобильник.

Чтобы хоть как-то блюсти личную гигиену, я вытребовала таз, кувшин и ежедневную долю пресной воды, помимо питьевой. Заявила: это необходимо мне, как лекарю. Меня бы на смех подняли, если б сказала, что умываюсь по утрам, мою руки с мылом перед едой, а вечером… ну, тут вообще ничего не смогла бы объяснить мужикам, не имеющим понятия о потребностях женщины.

Кроме того, имелась бутыль спирта в плетёной корзине – получила лично от капитана на медицинские нужды (и антисептик, и обезболивающие). Перевязочных материалов не было вовсе. Пришлось самой щипать корпию из льняной пакли и резать на бинты старое полотно.

Любой хирург или травматолог со «скорой», где я когда-то трудилась, пришёл бы в ужас от таких условий работы. Лечить раны, не имея не то что антибиотиков, но и элементарного стрептоцида… Да, чего там – банальной зелёнки, и той днём с огнём не сыскать.

Я холодела от мысли, что предстоит, если придётся иметь дело с тяжёлыми ранами. Утешала себя историями из военно-полевой медицины, когда в партизанских отрядах ампутировали конечности при помощи ножовки, или делали кесарево сечение наточенной крышкой от консервной банки.

Работы пока было немного. Двое моих подопечных залечивали раны и ещё трое мучились животами.

Диарея вызывала озабоченность: как бы не дизентерия, или того пуще – холера. Тут я абсолютно бессильна – начнётся эпидемия и… страшно представить, что нас всех ждёт. По счастью, опасения, вроде бы, не подтверждались. Во всяком случае, явных признаков смертельно опасной заразы не наблюдалось. Я всё же настояла: отделить страдающих поносом от остальных. И лично следила, чтобы ели они из отдельной посуды.

Моряки посмеивались, но не перечили: им-то хорошо известно, к чему приводит эпидемия на судне. Рассказывали жуткие истории о кораблях с мёртвым экипажем, «летучих голландцах», носимых ветром по океанским просторам.

3

«Единорог» шёл в Нарву, где, оказывается, находилась база «флота» Роде.

Да, наш капитан командовал небольшим воинским соединением, куда, кроме флагманского корабля, входили четыре небольших судна, построенные на Белом море русскими поморами, и доставленные по суше на Балтику.

– Ладьи, наши, поморские, дюже вёрткие, – рассказывал Афоня Рябов, – куды ентим кораблям. Взять хоть «Единорог». Неуклюж, яко кит на мелкой воде, ишшо покамест развернётся. Ладья, даром что невелика, зато кусать горазда…

Моряки-поморы не уставали расхваливать привычные им ладьи, словно специально созданные для абордажа, излюбленного приёма пиратов всех времён и народов. Того же мнения придерживался и Роде, решив использовать преимущество лёгких увёртливых судёнышек в борьбе с мощными, но неповоротливыми кораблями шведов.

Сначала нам дул попутный ветер, и «Единорог» шёл резво, поглощая милю за милей. Натужно гудели снасти, и мачты поскрипывали, удерживая натянутые паруса. На флагштоке развевался датский флаг – свой Роде спустил, не желая «светиться» раньше времени.

В последнем рейде, я слышала, «Единорогу» сильно досталось: два «шведа» взяли его в клещи – корабль оказался под перекрёстным огнём. «Нашим» удалось поджечь одного из нападавших брандкугелями и уйти – второй не стал преследовать «Дикого вепря» (так корабль Роде окрестили шведы). Они, должно быть, посчитали: датчанин не скоро осмелится выйти опять «на охоту». Роде, во всяком случае, сильно рассчитывал, что его появление будет для всех полной неожиданностью.