По ту сторону прав человека. В защиту свобод - [19]

. Но подобное умозаключение совершенно ошибочно. Никто никогда не отрицал, что у всех людей есть некоторые общие стремления и что может быть установлен консенсус по поводу по крайней мере некоторых вещей, которые признаются плохими или хорошими по своей внутренней природе. Во всем мире люди предпочитают быть здоровыми, а не больными, свободными, а не ограниченными в свободе, и повсюду они терпеть не могут, когда их бьют, пытают, бросают в тюрьмы без суда и следствия, уничтожают и т. д. Но из того, что некоторые вещи считаются людьми благом, не следует, что дискурс прав обоснован и еще меньше — что он является всеобщим. Другими словами, доказать необходимо не всеобщность стремления избежать принуждения, а всеобщность языка, который намереваются использовать, чтобы ответить на это стремление. Два этих плана нельзя смешивать. Но второго доказательства мы так никогда и не получаем.

Кроме того, способ сочетания различных ценностей редко выходит за пределы культур в их различии и разнообразии, по той простой причине, что каждая из этих ценностей получает особую окраску внутри каждой из культур. Как не раз подчеркивал Чарльз Тэйлор, сказать, что ценность является хорошей, — значит, прежде всего, сказать, что культура, в которой эта ценность ценится, сама заслуживает того, чтобы ее считали хорошей. Что касается разума, он вовсе не является нейтральным в аксиологическом отношении, и любая попытка связать его с той или иной ценностью, пусть и объявленной «всеобщей», неизбежно привязывает его к определенной культуре, в которой эта ценность почитается.

На вопрос «Является ли понятие прав человека всеобщим?», Раймундо Паниккар дает совершенно четкий ответ: «Ответить на такой вопрос можно только отрицательно. И причин три. А) Ни одно понятие само по себе не является всеобщим. Каждое действует прежде всего там, где оно было придумано. Если мы желаем расширить сферу его применимости за границы его собственного контекста, нам понадобится оправдать такое расширение […]. Кроме того, всякое понятие стремится к однозначности. Предполагать возможность всеобщих понятий — значит разделять строго рационалистическую трактовку истины. Но даже если бы эта позиция соответствовала теоретической истине, из нее бы еще не следовало наличие всеобщих понятий, что определяется многообразием дискурсивных универсумов, фактически представленных человеческим родом […]. В) Внутри обширного пространства самой западной культуры, те постулаты, которые ограничивают нашу проблематику, не получили всеобщего признания. С) Стоит только занять транскультурную по своему духу позицию, и проблема покажется нам исключительно западной, то есть сомнительным станет для нас уже сам вопрос. Большинства постулатов и связанных друг с другом предпосылок, перечисленных выше, попросту нет в других культурах»[100].

Именно по этой причине некоторые авторы смирились с тем, что права человека следует считать «западной конструкцией ограниченного применения»[101], которую в любом случае трудно использовать в культурах, традиция которых чужда либеральному индивидуализму. Даже Раймон Арон признал: «Всякая декларация прав в конечном счете представляется идеализированным выражением политического или социального порядка, который пытается установить определенный класс или цивилизация […] Точно так же объясняется двусмысленность Всеобщей декларации прав человека 1948 года. У западной цивилизации она заимствует саму практику провозглашения прав, тогда как другие цивилизации, пусть им даже известны коллективные нормы или индивидуальные права, не знакомы с их теоретическим выражением, претендующим на всеобщность»[102].

Критика универсализма прав во имя культурного плюрализма сама по себе не нова. В Германии Гердер и Савиньи, а в Англии Генри Мэйн показали, что юридические вопросы невозможно понять, если не учитывать культурные переменные. Аналогичную критику мы находим у Ханны Арендт: «парадокс абстрактных прав в том, что, заявляя права человечества, не имеющего никакой привязки, они рискуют лишить идентичности тех, кто как раз и являются жертвами гонений, вызванных современными конфликтами».

На основе той же аргументации Аласдер Макинтайр выдвигает три возражения против идеологии прав человека. Первое состоит в том, что понятие права, как оно задается этой идеологией, обнаруживается не везде, и этим доказывается, что оно не является внутренне необходимым для общественной жизни. Второе в том, что дискурс прав, хотя он и претендует на провозглашение прав, выведенных из вневременной природы человека, ограничен довольно узким историческим периодом, а потому его всеобщность не вызывает доверия. Третье состоит в том, что любая попытка оправдать веру в такие права заканчивается провалом. Подчеркивая то, иметь права и пользоваться ими можно лишь в определенном обществе, в котором установлены определенные правила, Макинтайр пишет: «Эти правила работают только в отдельные исторические периоды и в строго определенных социальных условиях. Ни в коем смысле они не могут считаться всеобщими характеристиками положения человека»