По ту сторону - [56]

Коди слушал истории бывших друзей с видимым снисхождением, а местами и презрением. Когда Салли договорила, всплакнула и Кристиан ее успокоил, Коди тихо усмехнулся их мягкотелости. Он сказал им, сколько знаков в сумме на его банковском счете, на какой машине он ездит, где расположена его квартира, сколько стоят его часы и его девушки. И замолчал. Он ждал вопросов и восхищений. Кристиан и Салли молча смотрели на него, сдвинув брови в легком недоумении. Не получив ожидаемой реакции, он немного сконфузился, но решил все же раскрыть секрет успеха своим простодушным знакомым. Он рассказал о всех махинациях, подставах и предательствах, о том, как уже полтора года не общался ни с кем из членов семьи, потому что они отказались принять его. А еще он сказал, что вырос. По-настоящему вырос. Избавился от иллюзий и розовых очков. Увидел и принял мир таким, какой он есть, холодным и беспощадным, и тогда мир принял его. Мечтателям в нем не место.

— Ну вот скажите мне. Только честно. Неужели вы действительно счастливы в поисках какого-то морального идеала? Разве не было бы вам радостней жить в моем мире?

Эпилог

— Воитель? Серьезно? Ты назвал котенка Воителем? — вопрошал Мэтт, сидя за столом у Даррена в квартире.

— Да, Воитель! — прогромыхал сковородками Даррен. — Слышу это от человека, давшего своей газете название на латыни. И разве он не Воитель?

Все дружно посмотрели на крошечный серый комочек, покинувший свое любимое место на уродливом рождественском пледе и свернувшийся теперь на коленях у Энни. Даррен нашел его в кустах рядом с домом в тот день, когда возвращался в свое настоящее с прошлым в чемодане и будущим в голове. Придя на писк, он обнаружил тощего, чумазого котенка. Он призывно мяукал и смотрел, как показалось Даррену, с просьбой забрать его отсюда. И Даррен сдался. Теперь они с Воителем жили вместе.

— А может, и зря ты, Мэттью, смеешься, — поддержала Энни Даррена. — Если он, такой кроха, выжил на улице, да еще смог сломить нашего заядлого холостяка, то он и вправду, должно быть, Воитель.

— Вот именно, — кинул Даррен, открывая дверь Роджеру и Мие. — Заходите. Как раз вас ждем. О, еще одни, — закатил он глаза, увидев у Роджера в руках бутылку вина. — Поставь к той, — он мотнул головой в сторону бутылки, принесенной Мэттом и Энни. — Все такие изящные, винишко пьют. Лучше бы мне лимонаду принесли.

* * *

— Что ж, Даррен, ужин был отменный, — откинулся Мэтт на спинке стула. — Если вдруг я тебя уволю, можешь смело в повара идти.

— Очень смешно, мистер Хоуп, очень смешно.

— А если серьезно, — начала Энни тихо, — как с семьей? Вы общаетесь? Ты же летишь на свадьбу Марты?

— Увы, лечу. Куда ж я денусь. Согласились принять меня как несчастного полоумного родственника. Буду вместе с Джеймсом сидеть в отстойничке для тех, кто не танцует и не участвует в конкурсах.

— Ну ты хоть букет выйдешь ловить? — не унимался Мэтт.

Даррен устало на него посмотрел.

— Ну а что? Ты ж у нас на выданье.

— Уберите кто-нибудь от него бутылку.

— Но они знают, что ты проходишь терапию? Ну и… про лекарства? — вернула Энни разговор в прежнее русло.

— Да, — сказал Даррен с деланым безразличием. — На самом деле, они почти смирились. Только мама думает, что моя терапия — это какая-то вербовка в новый религиозный культ или что-то вроде того. Строго наказывала не давать им денег.

— Ну а сам-то ты как себя чувствуешь? — спросила Миа тихо.

Даррен опустил глаза и подобрал себе на колени Воителя. Глаза предательски защипало, но он собрался с духом и подумал о том, как замечательно, что он сидит здесь сейчас со своими прекрасными друзьями и надежным охранником, и теперь никакой напасти не сломить его — ведь он больше не один. Он поднял глаза.

— С переменным успехом. Но я не сдаюсь.

— Что говорит врач?

— То же, что я и так знаю: что тащить за собой груз прошлого, каким бы оно ни было, я не могу — оно меня просто раздавит. Но и оставлять его пылиться на чердаках памяти тоже опасно — пол может прогнить и обрушиться прямо на меня. А значит, я должен периодически там прибираться. Там ведь не только рухлядь, но и много ценного. Да и вообще, никогда ведь не знаешь, что может пригодиться в жизни.

А еще, что я не должен чувствовать себя виноватым.

— С чего бы тебе чувствовать себя виноватым?

— Ну, знаешь, как я думал? В масштабах вселенной моя проблема никогда не была хоть сколько-нибудь значимой. И уж, конечно, многим людям приходится гораздо тяжелее, чем мне. Значит, мне должно быть стыдно жаловаться на такую ерунду. С другой стороны, это ведь ничуть не облегчает мои страдания, верно? Это важно для меня, для отдельного крошечного человечка, создающего вокруг себя свой собственный мирок, меняющий волей-неволей всех, кто в этот мирок попадает, а значит, это не так уж мало. В конце концов, кому из нас решать, чья жизнь и чьи страдания важнее? Получается, все мы одинаково заслуживаем сочувствия и счастья.