По ту сторону - [53]

Шрифт
Интервал

Даррен облизнул губы и снова всех осмотрел. Он чувствовал, что земля кружится, но ему нужно было устоять. Пути назад нет — придется выкладывать все карты на стол. Он ведь надеется на их помощь, так? Ну уж хотя бы на понимание и сочувствие. Он еще раз посмотрел на них. Только Джеймс отвечал подбадривающим взглядом, поэтому говорил Даррен, глядя на брата.

— Для начала, я не могу спать.

— Бессонница. Подумаешь. Меньше надо по ночам шляться.

— Да где я шляюсь?! — начал закипать Даррен, но, вспомнив что так в этой битве не одержать победу, снова понизил голос. — Я не шляюсь по ночам, пап. Но ведь это не все. Я все время чувствую усталость. У меня едва хватает сил что-то делать.

— Ну что такое лень, мы и без тебя знаем.

Даррен почувствовал, как поднимается в нем ярость, но вновь сдержался.

— Это не лень, пап, это… — он окинул присутствующих обессиленным взглядом. — Это… Я не знаю, что это. Может, и правда только стресс, а может, что-то гораздо серьезней, поэтому мне и нужна помощь врача. И ваша поддержка.

— А я тебе уже сказал, как все это называется.

Тут неожиданно вмешалась слегка побледневшая мать:

— Даррен, может, тебе в церковь…

— Мама! — не выдержал тот.

— А ну не смей так с матерью разговаривать! — стукнул кулаком по столу отец.

Все замолчали. В воздухе витали недосказанность, бьющаяся вдребезги надежда и зреющие мысли.

— Прости, мам, но боюсь, церковь мне тут не поможет.

— А ты попробуй! Хуже ведь не станет.

— Мам, ты знаешь, мне становится плохо в церкви.

— Вот, значит, грех за душой.

— Какой грех? Я туда с двенадцати лет не хожу.

— И зря. Это все бездуховность, я уверена. Вот и нас ты почти позабыл. Не приезжаешь… Не звонишь, — ее голос начал срываться, а в глазах заблестели слезы. Марта бросилась успокаивать мать.

— Вот, опять мать довел, — не унимался отец.

Даррен понимал, что он уже одной ногой за гранью, и сорваться сейчас ему ничего не стоит, а главное, сколько свободы ему это принесло бы. Но он держался. Сжав руки в кулаки, отмеряя каждый вдох и выдох, но держался.

— Мам, прости, если я тебя расстроил… Опять. Я не приезжаю и не звоню, потому что… Мне тяжело.

— Тяжело трубку поднять? — спросил отец тихо, но от этого оставив на душе еще более гадкий след.

— Да. Вы просто не понимаете, что со мной. Да я сам не понимаю! — под конец Даррен перешел на крик, и теперь его голос эхом звенел в гостиной. Он выдохнул, — я не знаю, почему так, но мне сложно сделать телефонный звонок, мне сложно поговорить с друзьями, мне сложно выйти из дома. И поэтому мне нужна помощь, — провел он черту. Больше ему сказать было нечего и оставалось ждать ответа.

Отец тяжело встал и прошелся по комнате. Видно было, что он над чем-то крепко задумался. Джеймс сидел, поставив локти на колени и опустив подбородок на ладони. Марта что-то тихонько говорила матери. На Даррена вновь напала мигрень от всех этих криков. Все его тело вибрировало, мысли, подобно морским волнам, то накатывали на берег, то уносились вдаль. Голову обручем стягивало напряжение. Комната поплыла перед глазами.

— Значит так. Ты, несмотря на все наши уговоры и материны слезы уезжаешь черт знает куда заниматься я так и не понял тогда чем. Там, от перенапряжения или от девок с наркотой, этого я не знаю, у тебя начинает ехать крыша. И ты приезжаешь сюда к нам, на наш с матерью праздник, чтобы испортить настроение нам и нашим общим родственникам. Я правильно все понял? — Томас Сангвин остановился посреди комнаты прямо напротив сына.

Даррен неопределенно покачал головой, но на самом деле, ему, как ни странно, стало гораздо легче. Он сделал все, что мог, он был честен. Если они не могут принять его таким, что ж… Он не в силах их изменить.

— Простите, что так вышло. Я не хотел никому портить настроение, просто до меня только сейчас дошло, что же не так с моей жизнью и что мне нужно делать. Мне нужно обратиться за помощью, и если вы не готовы предложить мне ее, придется обходиться так. Я не знаю, стоит ли мне оставаться до завтра, ведь сегодня не только вы были свидетелями моей маленькой сцены и люди будут смотреть на меня… Но если я уеду, это, конечно, будет большим шоком, — он помолчал. — Сделаю, как вы решите.

— Мы скажем, что у тебя неотложные дела на работе и ты обещал приехать в другой раз, — произнес отец с каменным лицом.

— Ладно. Завтра утром я улечу… Я могу взять некоторые свои вещи?

— Конечно. Они же твои.

— Марта, — он слабо улыбнулся сестре, — ты все еще ждешь меня на свою свадьбу?

— Конечно, Бочонок, — ответила она почти на автомате.

— Надеюсь, с цветами и местом проведения решишься. Попроси вот Джея о помощи. Он не откажет.

— Не откажу, — грустно улыбнулся Джеймс.

— Ну вот и хорошо.

* * *

Даррен аккуратно сложил в свою волшебную коробку все, что пролежало в ней долгие годы, и положил ее поверх вещей в чемодан. Рядом разместились несколько любимых детских книг, в которые были вложены их с братом и сестрой детские фотографии. Уж на этот раз он их сбережет. Все же хорошо, что он всегда путешествует с чемоданом. И ведь кто мог знать, что он вот так вот пригодится? Билеты он купил на самый ранний рейс, так что утренних прощаний не будет, он просто уедет ночью в аэропорт, а оттуда — в свой новый, теперь родной мир. Все, что хотелось, уже было сказано. Или нет? В дверь раздался стук. Еще более деликатный, чем обычно. Даррен устало улыбнулся:


Рекомендуем почитать
Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.


Валенсия и Валентайн

Валенсия мечтала о яркой, неповторимой жизни, но как-то так вышло, что она уже который год работает коллектором на телефоне. А еще ее будни сопровождает целая плеяда страхов. Она боится летать на самолете и в любой нестандартной ситуации воображает самое страшное. Перемены начинаются, когда у Валенсии появляется новый коллега, а загадочный клиент из Нью-Йорка затевает с ней странный разговор. Чем история Валенсии связана с судьбой миссис Валентайн, эксцентричной пожилой дамы, чей муж таинственным образом исчез много лет назад в Боливии и которая готова рассказать о себе каждому, готовому ее выслушать, даже если это пустой стул? Ох, жизнь полна неожиданностей! Возможно, их объединил Нью-Йорк, куда миссис Валентайн однажды полетела на свой день рождения?«Несмотря на доминирующие в романе темы одиночества и пограничного синдрома, Сьюзи Кроуз удается наполнить его очарованием, теплом и мягким юмором». – Booklist «Уютный и приятный роман, настоящее удовольствие». – Popsugar.


Магаюр

Маша живёт в необычном месте: внутри старой водонапорной башни возле железнодорожной станции Хотьково (Московская область). А еще она пишет истории, которые собраны здесь. Эта книга – взгляд на Россию из окошка водонапорной башни, откуда видны персонажи, знакомые разве что опытным экзорцистам. Жизнь в этой башне – не сказка, а ежедневный подвиг, потому что там нет электричества и работать приходится при свете керосиновой лампы, винтовая лестница проржавела, повсюду сквозняки… И вместе с Машей в этой башне живет мужчина по имени Магаюр.


Козлиная песнь

Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.


Август в Императориуме

Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.