По тропинкам севера - [8]
(Сора)
Вскоре добрался до селения, привязал плату к седлу и пустил лошадь обратно.
Навестил некоего кандай[14] Дзёбодзи, в Куроханэ. Нежданная радость хозяина! Днем и ночью шли разговоры; его младший брат Тосуй, так тот усердно приходил и по утрам, и по вечерам, водил меня и к себе домой; был я зван и к их родным, и так протекали дни. Как-то раз сделал прогулку далеко за селение, видел место, где гнали собак, прошел по равнине Синохара к могильному кургану Тамамо-но-маэ[15]. Потом ходил в храм Хатимангу. Когда я услышал, что именно в этом храме Йоити, целясь в веер, заклинал: «Особо взываю к тебе, о Хатиман, бог-покровитель нашей провинции!»[16] — я испытал глубокий трепет.
Как стемнело, вернулся домой к Тосуй.
6. Есть храм секты Сюгэн — Камёдзи. Получив оттуда приглашение, я пошел поклониться Гёдзя-до [17].
В этой провинции за храмом Унгандзи когда-то была горня келья настоятеля Буттё.
— так, слыхал я, он когда-то написал на скале сосновым углем.
Чтобы взглянуть на развалины этой кельи, я направил свой посох в Унгандзи, и другие охотно мне сопутствовали, молодежь шумно болтала дорогой, и мы неприметно добрались до подножья.
Горы, видимо, тянулись вглубь, дорога вела вдаль лощиной, криптомерии и сосны чернели, мох был в росе, апрельский воздух еще был холоден. Когда окончились десять видов[18], мы перешли мосты и вступили в самые горы. «Когда же, наконец, то место?» Взобрались в глубине на гору, и вот на скале в углублении прислонилась келья. Будто видишь перед собой убежище монаха Сюдзэндзи или пещеру отшельника Ноин-хоси.
Так я написал экспромтом и оставил на столбе.
Потом ходил к камню Смерти[19]. Кандай прислал лошадь. Поводырь попросил написать ему хайку. Трогательное желание!
Камень Смерти лежит у горы, где бьет горячий источник. Его ядовитые пары еще не исчезли. Всякие бабочки и пчелы гибнут и так устилают крутом, что подними не видно песка.
(Сайге)
А в деревне Асино у Дороги, есть «ива у чистой воды»[20]. Некий Тобэ, начальник уезда, не раз уже мне говорил, что хотел бы мне ее показать, и я все думал когда-то придется? — а вот нынче сам стоял под ее сенью.
7. Так в сердечном волнении множились дни, но вот я прошел заставу Сиракава[21], и улеглось мое сердце странника.
(Минамото Ёримаса)
(Ноин-хоси)
(Содзу-инсё)
И понятно было, что мне захотелось как-нибудь дать знать в столицу. Среди множества прочих эта застава, одна из трех, влечет к себе сердца людей с тонким вкусом. Осенний ветер еще звучал в ушах, алые клены вспоминались взору, но и в зеленеющих ветвях есть также своя прелесть. От белизны ковыля, от цветенья шиповника так и казалось, будто проходишь по снегу. О том, как в старину оправляли шляпу и сменяли одежду, нам ведь записано кистью поэта Киёскэ.
8. Вот так, понемногу, пройдя заставу, я переправился через реку Абукума. Слева высятся горы Аидзунэ, справа лежат поместья Иваки, Сома, Михару, и, отделяя провинции Хитати и Симодзукэ, тянутся горы. Шел по местности Кагэнума — Озеро-зеркало, но как нынче день был облачный, то оно отражений не давало. На станции Сукагава я навестил некоего Токю и остановился у него на несколько дней.
Прежде всего он спросил, с чем я прошел заставу Сиракава[22]. От тягот дальней дороги я устал телом и душой, но виды восхитили мой дух, думы о старине разрывали мне сердце, и хотя не было у меня ясных намерений, но перейти просто так, конечно…
Так, прибавив второй и третий стих, я начал рэнку.
Возле жилища Токю, под сенью большого каштана, живет, удалившись от света, некий монах. Вот как бывает в глубинах гор, где собирают каштаны! — подумалось мне, и я написал:
Знак «каштан» слагается из знаков «запад» и «дерево», что связано с «Западным раем», и, по преданию, бодисатва Гёги всю жизнь для посоха своего и столбов жилища употреблял только каштан..
9. Вышел из дома Токю, а там, в пяти ри, поодаль от станции Хахада, есть гора Асакаяма. Это близко от главной дороги. В этой местности много озер. Как приближалось время сбора осоки — трав «кацуми», то я стал спрашивать у людей, что за траву называют они этим словом, но не нашлось никого, кто бы знал[23]. Пока я искал озеро, узнавал о нем у людей, обращался ко всем: «кацуми, кацуми…», — солнце скрылось за гребнем горы.
В этот сборник вошли работы Мацуо Басе разных лет, способные помочь читателю составить ясное и четкое представление о стилистике человека, фактически лично создавшего жанр, которому предстояло стать (и навеки остаться) своеобразным символом японской поэзии, – хайку. Хайку, которое до него было чисто народным, комическим, сочно-грубоватым стихотворным жанром – и которое он превратил в сверкающе-отточенную, идеально четкую в техническом отношении поэтическую форму, в которой пейзажная и философская лирика сливаются в нечто единое – так, что картины природы становятся своеобразной иллюстрацией для философской мысли. Поэзия Басе проста и в то же время сложна, полна тончайших ассоциаций, изящных образов и почти интуитивных для понимания намеков, гармонична и преисполнена чисто дзен-буддистской глубины мысли – словом, она относится к величайшим литературным шедеврам человечества, неподвластным ходу времени.
Басё — великий японский поэт, теоретик стиха. Родился в 1644 году в небольшом замковом городе Уэно, провинция Ига (остров Хонсю). Умер 12 октября 1694 в Осаке. Почувствовав идейную ограниченность и тематическую узость современной ему японской поэзии, Басе в начале восьмидесятых годов обратился к классической китайской поэзии VIII–XII веков. Поэтические произведения Басё относятся к стилю хайку, совершенно особой форме лирической миниатюры. До конца своей жизни Басё путешествовал, черпая силы в красотах природы.
Хайку и хайбун самого известного японского поэта Мацуо Басё (1644–1694), жившего простой жизнью нищего странствующего философа, считаются образцом чистоты и безупречности в поэзии. Построенные по принципу «озарения», они передают подлинный дух дзен.
Сборник японских трехстиший — хокку (хайку), переводчик и составитель Вера Николаевна Маркова.
В издание вошли хокку – отточенные лирические трехстишия о природе, – созданные одним из самых знаменитых поэтов Японии Мацуо Басе (1644–1694).
«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».
В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.
Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.
Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.
В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.
В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.
Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.
Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.
Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.
Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).