По тропинкам севера - [7]
МАЦУО БАСЁ
ПО ТРОПИНКАМ СЕВЕРА
1. Месяцы и дни — путники вечности, и сменяющиеся годы — тоже странники. Те, что всю жизнь плавают на кораблях, и те, что встречают старость, ведя под уздцы лошадей, странствуют изо дня в день, и странствие им — жилище. И в старину часто в странствиях умирали[1]. Так и я, с каких уж пор, увлеченный облачком на ветру, не оставляю мысли о скитаньях.
Бродил я по прибрежным местам и минувшей осенью смел старую паутину в ветхой лачуге своей у реки. Вот и этот год кончился, и весной, наступившей в дымке тумана: «перейти бы заставу Сиракава!» — бог-искуситель, вселившись во все, стал смущать мне душу, боги-хранители путников так и манили, и за что я ни брался, ничто не держалось в руках.
Залатал я дыры в штанах, обновил завязки на шляпе, прижег моксой колени[2], и с той поры сразу встал неотвязно в душе образ луны в Мацусима. Уступил я жилище другим, и, перебираясь за город к Сампу,—
Такой начальный стих я прикрепил к одному из столбов дома[3].
В третий месяц, в седьмой день последней декады, когда небо чуть брезжило зарей и луна клонилась к закату, гася свой свет, еле виднелась вершина Фудзи, и от дум: ветви вишен в Уэно[4] и Янака[5], когда же снова? — сжалось сердце. Все близкие собрались накануне с вечера и провожали меня на лодках. Когда я сошел с лодки в месте по имени Сэндзю, мне стеснили душу мысли о трех тысячах ри[6] пути, предстоящих мне впереди, и на призрачном перепутье бренного мира я пролил слезы разлуки.
Так я обновил дорожную тушечницу, но путь еще не спорился. А позади, стоя на дороге, должно быть, глядели мне вслед до тех пор, пока только был я виден.
2.Так в этом году, во второй год Гэнроку[7], как-то так вздумалось мне пуститься пешком в дальний путь на север, в Оу. Хотя под небом дальних стран множится горесть седин, все говор, быть может, из краев, известных по слуху, но невиданных глазом, я вернусь живым… — так я смутно уповал. И вот в первый день напоследок прибрел к станции по названию Сока.
Все навьюченное на костлявые плечи первым делом стало мне в тягость. Я было вышел налегке, но бумажное платье — защита от холода ночи, легкая летняя одежда, дождевой плащ, тушь и кисти, да еще — от чего никак не отказаться — подарки на прощанье — не бросить же было их? — все это мне стало помехой в пути чрезвычайно.
Сходил поклониться в Муро-но Ясима[8]. Мой спутник Сора рассказал: «Здешнее божество именуется Ко-но Ханасакую-химэ. Это та же самая богиня, что и в храме на горе Фудзи. Она вошла в наглухо обмазанное жилище, зажгла огонь, закляла, и так родился бог Хоходэми-но-микото. С той поры это место называют Муро-но Ясима — Котлы Муро. Оттого же иногда зовут Кэмури — Дым. Здесь запретны рыбы коносиро. Такое предание ходит по свету».
3.На тридцатый день я стал на ночлег у подножья Никкояма, горы «Солнечного блеска». Хозяин сказал: «Меня зовут Годзаэмон-Будда. Я во всем кладу в основу честность, оттого меня так прозвали. Расположитесь привольно на ночь склонить голову на «изголовье из трав». Что это за будда воплотился в нашей низменной, бренной юдоли и помогает такому нищенствующему страннику по святым местам? Я стал примечать за хозяином, и что ж? — оказалось, он неумен, недалек — честный простак. Твердость и прямота близки к истинному человеческому совершенству, и чистота души превыше всего достойна почтенья.
В первый день четвертого месяца я пошел поклониться на священную гору Мияма. В старину ее название писалось «Никодзан» — «Дву-дикая гора», а во время открытия храма святителя Кобо-дайси это название изменили на «Никко» — «Солнечный блеск»: святитель провидел грядущее на тысячу лет[9]. Ныне божественный блеск разлит по всей Поднебесной, его милости преисполняют все страны и земли, и мирные жилища народа пребывают в покое.
Исполненный трепета, кладу кисть.
4. Пик горы Куроками, горы Черных волос, повит легким туманом, снег же все еще белеет.
(Сора)
Фамилия Сора — Кавааи, прозывается он Согоро. Он живет под сенью банана возле моего дома и помогает мне в заботах о воде и топливе. И на этот раз он был рад повидать вместе со мной Мацусима и Кисаката и облегчить мне тяготы пути. На заре в день выхода в путь он сбрил себе волосы[10], облачился в черную монашью одежду и знаки своего имени «Сого» — «весь» и «пять», — изменил на другие — «вера» и «просветление». Оттого он и написал стих у горы Куроками. Слова «сменил одежду» прозвучали с особой силой.
На горе, на высоте двадцати тё с лишним, есть водопад. Он низвергается с вершины, из скалистой расщелины, на сто сяку и падает в синюю бездну среди тысячи скал. Если забраться в уступы скал за ним, его можно видеть до сада, что лежит поодаль, оттого он зовется «водопад Досада» — «Умра-ми-но-таки»[11].
5. Как в месте по имени Насу-но Куроханэ у меня был знакомый, то я решил пойти отсюда напрямик полями. Пока я шел к деревне, видневшейся вдалеке, полил дождь, стемнело. Я заночевал в крестьянском доме и с рассветом опять пошел полями. По пути, вижу, пасется лошадь. Подошел посетовать к косарю, и он, хотя и мужик, все же, как я ожидал, не остался безучастным «Что же сделать? Ведь поля здесь изрезаны тропами вдоль и поперек. Как бы путнику, что здесь внове, не сбиться с дороги. Так лучше верните эту лошадь, добравшись до места». Так он дал мне лошадь. Двое детей побежали за лошадью следом. Одна из них была девочка, звали ее Касанэ. Непривычное имя ласкало слух:
В этот сборник вошли работы Мацуо Басе разных лет, способные помочь читателю составить ясное и четкое представление о стилистике человека, фактически лично создавшего жанр, которому предстояло стать (и навеки остаться) своеобразным символом японской поэзии, – хайку. Хайку, которое до него было чисто народным, комическим, сочно-грубоватым стихотворным жанром – и которое он превратил в сверкающе-отточенную, идеально четкую в техническом отношении поэтическую форму, в которой пейзажная и философская лирика сливаются в нечто единое – так, что картины природы становятся своеобразной иллюстрацией для философской мысли. Поэзия Басе проста и в то же время сложна, полна тончайших ассоциаций, изящных образов и почти интуитивных для понимания намеков, гармонична и преисполнена чисто дзен-буддистской глубины мысли – словом, она относится к величайшим литературным шедеврам человечества, неподвластным ходу времени.
Басё — великий японский поэт, теоретик стиха. Родился в 1644 году в небольшом замковом городе Уэно, провинция Ига (остров Хонсю). Умер 12 октября 1694 в Осаке. Почувствовав идейную ограниченность и тематическую узость современной ему японской поэзии, Басе в начале восьмидесятых годов обратился к классической китайской поэзии VIII–XII веков. Поэтические произведения Басё относятся к стилю хайку, совершенно особой форме лирической миниатюры. До конца своей жизни Басё путешествовал, черпая силы в красотах природы.
Хайку и хайбун самого известного японского поэта Мацуо Басё (1644–1694), жившего простой жизнью нищего странствующего философа, считаются образцом чистоты и безупречности в поэзии. Построенные по принципу «озарения», они передают подлинный дух дзен.
Сборник японских трехстиший — хокку (хайку), переводчик и составитель Вера Николаевна Маркова.
В издание вошли хокку – отточенные лирические трехстишия о природе, – созданные одним из самых знаменитых поэтов Японии Мацуо Басе (1644–1694).
Китай, Поднебесная империя – родина древнейших, но не утрачивающих своей значимости философских учений и мировых религий, фантастическое царство всепроникающего духа и средоточия мистических сил Земли, центр сакральных знаний человечества и мир, хранящий первозданные тайны природы. И в то же время – духовное и плотское, мудрость и глупость, богатство и бедность, алчность и щедрость, милосердие и жестокость, дружба и вражда – все человеческое оказывается представленным здесь каким-то непостижимо символическим образом.
«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно-художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве.
Макамы — распространенный в средневековых литературах Ближнего и Среднего Востока жанр, предвосхитивший европейскую плутовскую новеллу. Наиболее известным автором макам является арабский писатель, живший в Ираке. Абу Мухаммед аль-Касим аль-Харири (1054—1122). Ему принадлежит цикл из 50 макам, главный герой которых — хитроумный Абу Зейд ас-Серуджи — в каждой макаме предстает в новом обличье, но неизменно ловко выпутывается из самых затруднительных положений. Макамы написаны рифмованной ритмической прозой с частыми стихотворными вставками.
В сборник вошли произведения таких поэтов как: Калидаса, Хала, Амару, Бхартрихари, Джаядева, Тирукурал, Шейх Фарид, Чондидаш, Мира-баи, Мирза Галиб, Цао Чжи, Лю Чжень, Цзо Сы, Шэнь, Юй Синь, Хэ Чжи-чжан, Оуян Сю, Юй Цянь, Линь Хун, Юри-ван, Астролог Юн, Тыго, Кюне, Син Чхун, Чон Со, Пак Иннян, Со Гендок, Хон Сом, Ли Тхэк, Чон Джон, Сон Ин, Пак Ын, Ю.Ынбу, Ли Ханбок, Понним-тэгун, Ким Юги, Ким Суджан, Чо Менни, Нго, Тян Лыу, Виен Тиеу, Фам Нгу Лао, Мак Динь Ти, Тю Дыонг Ань, Ле Тхань Тонг, Нго Ти Лаг, Нгуен Зу, Какиномото Хитамаро, Оттомо Табито, Нукада, Отомо Саканоэ, Каса Канамура, Оно Такамура, Минамото Масадзуми, Фудзивара Окикадзэ, Идзуми Сикибу, Ноин-Хоси, Сагами, Фудзивара Иэцунэ, Сюндо Намики, Фудзивара Тосинари, Минамото Мититомо, Сетэцу, Басе, Ранран, Сампу, Иссе, Тие, Бусон, Кито, Исса, Камо Мабути, Одзава Роан, Рекан, Татибана Акэми и мн.др.
Книга-памятник персидской орнаментальной прозы XIII в. Автор в распространенной в то время манере развивает тему о вреде поспешных решений, щедро украшая повествование примерами, цитатами, риторическими фигурами.
«Дважды умершая» – сборник китайских повестей XVII века, созданных трудом средневековых сказителей и поздних литераторов.Мир китайской повести – удивительно пестрый, красочный, разнообразные. В нем фантастика соседствует с реальностью, героика – с низким бытом. Ярко и сочно показаны нравы разных слоев общества. Одни из этих повестей напоминают утонченные новеллы «Декамерона», другие – грубоватые городские рассказы средневековой Европы. Но те и другие – явления самобытного китайского искусства.Данный сборник составлен из новелл, уже издававшихся ранее.
Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.
Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.
Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.
Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).