А в Ховрино меня ожидал сюрприз. Войдя в квартиру, я нос — к носу столкнулся с высоким кудрявым юношем, с залепленным пластырем лицом.
— Ты кто?
— Я Ссседя, — прошепелявил юноша.
Я вспомнил. Это Ленин сотрудник. Торгует с лотка матрешками на Арбате. Продравшись сквозь его шепелявость, уяснил следующее. Федя повздорил с покупателем. И тот сломал ему челюсть. Прямым с правой. Коллеги с соседних лотков отстояли своего, и помяли агрессора. Но злодей считает виноватым во всем Федю и обещал найти. Пацаны все выяснили, враг — командировочный из Красноярска, скоро уедет. Но пока Федя поживет на конспиративной квартире. Я вздохнул. Ругаться с Леней совершенно бессмысленно. Он просто не поймет. Почему бы двум хорошим людям не пожить под одной крышей? Поэтому я, не разуваясь, подвинул телефон и набрал Анюту.
— Дюсик! — немедленно наехала Анька — ты знаешь, что у меня уже два часа стоит бутылка сухого? А ты?
— Эээээ…
— Что ээээ? Ты понимаешь, что я даже пол на кухне помыла?
Про пол на кухне, это не про чистоту. Просто нам, почему то, нравится трахаться и на полу в кухне.
— Кстати, у тебя там, под холодильником, лежит печенька, Юбилейная. — попробовал я смягчить наезд.
— Ну вот, даже закуска есть. А тебя — нет!
— Анют! То, что ты сейчас слышишь — это всего лишь голос. А сам я уже почти на Динамо.
Я кивнул Феде, и пошел ловить тачку.
Но этот странный день не хотел отпускать. Около полуночи позвонил Толик. Мы уже спали, считая, что вполне всем довольны. В общем, на тумбочке возле кровати зазвонил телефон, Анюта сквозь сон попросила меня послать звоноря подальше. Я снял трубку.
— Андрюха! Ты то мне и нужен! — заявил Толик.
— Толян! У тебя совесть есть?
— Ты что, не помнишь, что я тебе сказал, когда мы только познакомились?
Мы познакомились на картошке, в начале второго курса. Я только пришел из армии, и попал на поток к совершенно незнакомым людям. Толик, подтачивая упрямство какой то нашей красотки, назло ей жестко клеил местных доярок. И черт бы с ним, но делал он это на глазах у офигевших местных молодых хлеборобов. И крестьяне решили Толяну разъяснить, что доярки — не для посторонних. Вот двое и попробовали надавать ему по репе. Он, кстати, не струсил, и энергично махал руками как мельница. А тут и я рядом случился. Ну и, уложил механизаторов.
Тогда Толик, поблагодарив меня кивком, спросил:
— Ты обратил внимание, что эта деревня называется — «Свободный Серп»?
— Гм — я откашлялся. Анюта натянула одеяло на голову, обнажив восхитительную голую задницу — Ты тогда сказал, что поблизости явно есть деревня под названием «Пленный Хуй». Только этим можно объяснить агрессивность местных крестьян.
Помниться он еще что то говорил, про то, что в народном сознании серп и хуй всегда связаны…
— Андрюха, ты такой дебил, сил нет. Я тебе тогда сказал, что отныне я твой друг!
— И что?
— Это значит, что друзья могут обращаться друг к другу в любое время!
Я не выдержал, прижался к её спине и погладил низ живота. Она сделала вид, что глубоко спит. Опустил руку пониже. Понял, что мы с ней не всем довольны.
— Мне нужно посоветоваться. — продолжил Толик.
— Хорошо, но завтра. В восемь приезжай к заводу. Поговорим.
И я шлепнул трубку на телефон. И выдернул розетку. А потом плотнее прижал Анюту к себе, запустив рук у неё между бедер.
— Как ты думаешь, казашка, это почти японка? — спросил меня Толик утром у проходной завода.
— Анатоль, если ты меня в полночь будил поэтому-то ты близок к травмам.
— Нет, я по важному вопросу. Но, согласись, и казашки у нас не охвачены. С этим нужно что то делать.
Я пояснил бабуле-вахтеру на проходной, что это наш сотрудник, просто пропуск не готов, и мы прошли в плановый отдел. У стола сидит Постников. Рабочий день на заводе начинается в девять. Больше никого.
— Вот, Сергей Константинович, у Толика к нам важное дело. Считает, — это безобразие, что никто из нас еще не трахнул ни одной казашки.
Серега был потрясен. Не казахским вопросом, впрочем.
— Толик? Ты болен? Восемь утра, и ты здесь? Из за казашек?
— Не. Просто к слову пришлось. Пацаны, вам нужно взять на работу одну девушку.
Я фыркнул.
— Пристраивать брошенных тобой баб никто не собирается.
Вошла Наташка, скинула куртку, уселась за стол и прислушиваясь.
— Помнишь Ирку Малкову? С химфака? Ну, ты к ней еще подкатывал, а она тебя послала?
— Постой, Толик. У нашего Петрова разбито сердце? — у Натальи загорелись глаза.
— Да подожди ты, Наташ. — поморщился Толик. — Она позавчера пыталась повеситься.
Дальше он поведал. Ирина Малкова, спортсменка — гимнастка, что училась на параллельном факультете, с год назад получила травму спины. И все было нормально, но весной у неё отказали ноги. Врачи в ЦИТО ничего не говорят. Но неофициально шепнули что все безнадежно. Она взяла академку. Пол года просидела в квартире, всеми забытая. А в выходной попробовала все кончить. Но мать не вовремя вернулась домой.
Я действительно млел рядом с ней. И даже пытался замутить. Но получив холодный отлуп, успокоился. В прошлой жизни я, после диплома, не интересовался особо, что там и как у однокурсников. А уж с других факультетов и подавно. Так что про неё и не вспоминал. А чего Толян то так переживает за неё?
