По следам вдохновения - [21]

Варя со страхом глянула в тёмный угол. Там на печи светились раскалённые до красна металлические прутья.

– Рустам забрать меня желал, – заплакала Варя. – Он у князя разрешения просил жениться на мне… Увидать его хотела. Не хочу я замуж за сына воеводы. Отпустите, ничего я не знаю…

– Врёшь! – тюремщик ударил её по лицу. – Он другой веры. Последний раз спрашиваю, чего хотела передать?

– К Рустаму я шла. Люб он мне! Ничего я не знаю, – твердила Варвара.

– Врёшь! Против веры своей пошла?! Супротив святой церкви? Весть несла, что дань не будем собирать? Верно?

– Пощадите, я ни в чём не виновата.

– Изменница! Говори! Всё одно сознаешься: и не таких ломали…

Тюремщик поднёс раскалённый прут к телу девушки, и монастырские стены содрогнулись от душераздирающего крика.

Наутро Варвару привязали к телеге и в одной нижней рубахе, окровавленной и разодранной, проволокли по улицам города. Верёвками по израненному телу хлестали. А глашатай, стоя в телеге, выкрикивал в толпу:

– Это за измену! Она призналась в своём предательстве и пособничестве монголам. Хотела город погубить, да её вовремя изловили…

Люди плевали в её сторону, за растрёпанные волосы драли, камнями и грязью забрасывали. Отец с матерью отвернулись от неё, а жених и подавно. Только Савватеевна слезами умывалась.

Приговорили Варвару, как изменницу, к смертной казни, чтобы другим неповадно было.

А к Рустаму уже всадник несётся. Примчался на взмыленном коне, растолкал всех и пал перед ханом, склонив голову.

– Чего стряслось? Пошли все прочь! – крикнул он на рабов.

– Варвару в Белом городе казнить собираются.

– Как казнить?! За что?

– За то, что к нам сбежать хотела. Сказывают, к тебе шла, господин. Пытали её. По всему городу раздетую водили, плетьми хлестали. Казнить собрались.

Через минуту Рустам был уже в седле. Собрав свою тысячу, он двинулся в путь.

Неслись татары по степи, словно вихрь. На заставе заметили их, отправили гонца в город с вестью, что враги ордой идут…

Горожане в панике. Варвару бросили в подземелье: не до казни, самим бы спастись. А та уже и не дышит почти. Жители заперли все городские ворота и приготовились защищаться до конца.

– Как в город войдём, никого не щадить. Детей только не трогайте, – распорядился Рустам.

Монголы подожгли ворота, начали стены крушить. Карабкались по ним, как муравьи. На них сверху горячее масло лилось да смола, камни падали и брёвна, а они, знай себе, лезли напролом. Гибли одни, на их место заступали другие.

– Это Господь покарал нас за жестокость такую, – тихо говорила одна женщина другой, подтаскивая камни.

– Ужо отпустили бы с миром эту девку к татарам, и не было бы беды такой. А теперь кто защитит нас? Осерчал на нас Боженька.

Услыхал поп такие речи, да как набросится на женщин.

– Что удумали?! Да отсохнут языки ваши в собственных выях! Испытывает Господь веру вашу огнём и мечом. Хочет покарать всех неверных и сумливающихся! Только сильные духом спасутся, а пособники сатаны сгинут с лица земли русской во веки веков! – кричал поп и тыкал пальцем в испуганных женщин.

Но не спасли город ни грозные речи священников, ни самоотверженность жителей. На городской стене пал от монгольской стрелы и князь Димитрий. До последнего он со своей дружиной держал оборону с южной стороны. Уж и кровью истекал и задыхался, а всё не сходил со своего места. Но вторая вражеская стрела оборвала его жизнь.

Много дней держали оборону жители, но прорвалось в город ханское войско. Всё заполонили захватчики, направо и налево рубили кривыми саблями и пускали стрелы во все стороны. Ох, лютовал Рустам. Ярость, как пелена, застила ему глаза. Наконец ворвался он в купеческий терем, отыскал няньку в погребе, схватил её за ворот.

– Где Варвара?! – заорал Рустам.

А та визжит от страха и криком кричит, ничего сказать не может.

– Она жива? Говори, чёрная душа!

– Там, в монастырской темнице… – махала рукой перепуганная старуха.

– Веди! А не то разрублю на месте!

Сломали дверь в подземелье. Тюремщиков Рустам собственными руками зарубил. Перепуганный монах вжался в стену и плюхнулся на колени, не переставая причитать и целовать крест.

– Где? – хан пнул монаха в грудь.

– Т-там… Там, за дверью, – пролепетал тот, подскочил и отомкнул ключом замок на засове.

Рустам ногой распахнул темницу. Варвара висела на цепях.

– О, Всемогущий! – простонал Рустам и, разрубив цепи, подхватил девушку на руки. Опустился с нею на земляной пол и дотронулся до её щеки.

– Варенька, это я, Рустам. Открой глаза.

Та застонала, глаза чуть приоткрыла и слабо улыбнулась.

– Руста-ам, – она хотела дотронуться до него, но сил не хватило, и рука бессильно повисла. – Увези меня… отсюда…далеко-далеко, – тихо сказала девушка.

– Увезу…

– На белом… коне, – прошептала она и обмякла.

– На белом… Варенька, очнись!

Но увы. Девушка неподвижно лежала с закрытыми глазами. Рустам разом сник. Погладил её по лицу и, уткнувшись в ещё тёплую девичью грудь, зарыдал.

Нянька, бежавшая следом, доплелась до монастырской темницы, заглянула в подвал и, увидев, что Варвара испустила дух, завыла пуще прежнего:

– А-а-ай, погубили! Будь ты проклят, монгол вонючий, ирод проклятый! Погубили мою девочку! Извели душу невинную! Ты сгубил её! Ты, вражья душа!