По следам полка Игорева - [21]

Игорь кивнул. Потом поставил Игруна прямо под стягом и принялся наблюдать, как князья и бояре разъезжаются по своим дружинам, а там возникает обычная суматоха, неизбежная перед боем. Потом он увидел, что сквозь ряды северских копейщиков прошли, сотрясая воздух рыданьями, полуголые половчанки и отдельно от них – кучка таких же ободранных пленников-мужчин. Позади всех два пленника волокли на себе третьего, насколько мог разглядеть Игорь, худого мальчишку.

– Михал, что с тем половцем – ранен? К чему было такого хилого и в полон брать?

Оруженосец пожал плечами и отвернулся. Князь было нахмурился, однако вместо оруженосца ответил трубач Тренка:

– Князь Святослав Ольгович, говорят, с мальцом поразвлёкся.

Ухмылка Тренки погасла, когда увидел он, как потемнел князь лицом. А Игорь Святославович только сейчас осознал, что два безмозглых мальчишки, зелёный юнец-сынок и дрянной племянник, погнавшиеся за этой жалкой добычей, завели его, опытного полководца, в ловушку, из которой теперь не выбраться. И с отвращением к себе понял вдруг, что испытывает сейчас те же чувства, что и вор, застигнутый на дворе, где собрался пограбить, вор, успевший там и пакость совершить. Такого не было с ним даже два года тому назад ночью под Киевом на Черторые, когда они с Кончаком, потеряв дружины, метались по берегу под градом стрел и, под дикие вопли чёрных клобуков, искали бревно или толстую доску, чтобы уплыть хоть на другой берег. Тогда Господь послал им, христианину-грешнику и язычнику, ладью с гребцами – неужто и теперь не совершит Он чуда? Игорь Святославович склонил голову и истово, в сокрушении сердечном помолился. А когда закончил князь Игорь молитву и направил свой взор на поле, увидел он сквозь умилённые слёзы, что клин на удивление быстро выстраивается, почти уже готов, и бросил:

– Михал, копьё мне! Не зевать!

Проскакав мимо уже выставившей вперёд копья путивльской дружины, князь хотел было поймать взгляд сына, чтобы подбодрить его, но тот успел опустить забрало и только дёрнулся вперёд, увидев отца перед строем. А вот и остриё клина. Игорь услышал, что Рагуил приказывает дружинникам поднять копья, и сам проследил, как его стяговник, оруженосец и трубач занимают место в строю. Тут же и сам заставил пятиться Игруна, а затем опустил копьё, левой рукою щёлкнул забралом шлема, пришпорил коня и завопил что было сил, чтобы все свои услышали:

– Вперёд! С нами Бог и Северская земля!

Затопали копыта обиженного на шпоры Игруна, потом их заглушил ответный крик войска. Сначала вырвался Игорь вперёд, однако почти сразу же дружинники нагнали его. Мощный, на медведя смахивающий Михал скакал теперь с ним почти стремя в стремя, готовый сменить князя в голове клина в самый момент удара.

Завыли, заулюлюкали за спиною ковуи, выпустили разом со стрельцами-русичами стрелы. Половцы перед ними стояли так густо, что промахнуться было невозможно. Столь густо, что, и поразив свои цели, стрелы ковуев и русичей не сумели заметно проредить половецкую толпу. Ответный залп половцев Кзы пришелся на конец клина, где скакала дружина Святослава Ольговича. Там раздались рычанье и матерная брань, но Игорю было сейчас не до потерь у рыльских дружинников – ряды половцев, в свою очередь закричавших свое «Ура!» и выставивших вперёд копья, неумолимо приближались.

Игорь перехватил копьё поудобнее, выискивая взглядом Кзу. О, если бы половцы держались того же воинского обычая, что и русичи, и их предводители бились бы тоже в первых рядах! Кза не ушёл бы тогда от Игорева копья, и кто знает, как повернулась бы битва… Может быть, оно и правильнее, что у степняков вожди издалека наблюдают за битвой, да только куда деться от собственного, ещё варяжских прадедов обычая, когда конунг рубится всегда впереди дружины? Хорошо, что хоть Рагуил… Вот сейчас! Удерживать теперь копьё, удерживать!

Затрещали копья, ломаясь. Игорь принял удар на щит и, опомнившись после сотрясения, увидел, что половец, в которого он целил копьём, исчез, а его собственное копьё укоротилось наполовину. В глазах у князя вдруг резко прояснилось, как бывает после первой чаши, он отбросил обломок копья и, вытаскивая меч, огляделся. Мало того, что строй половцев подался назад, принимая удар северского клина, русичам здесь удалось пробиться до третьего ряда половецких копейщиков. Теперь Кза Бурнович, в роскошных золочёных доспехах, с устрашающе разрисованной железной маской на лице, оказался уже ближе. Окруженный нукерами, под своим родовым бунчуком, он выкрикивал распоряжения, но слов князю Игорю разобрать не удалось. Да и зачем ему понимать сейчас, что там кричит Кза? Чтобы выгнать из головы осознание того, что прорвать ряды половцев первым ударом не удалось? Что остриё клина завязло в бесчисленной толпе половцев?

Впрочем, Рагуил уже распорядился, и воинов в голове клина, потерявших копья или сбитых с коней, заменили, протиснувшись вперёд, другие копейщики. Что они теперь сделают, когда потеряна сила, набранная клином во время скачки? Так и есть, застряли… Игорь, оттеснённый копейщиками вглубь строя, поискал глазами среди них Михала, но не нашёл. Стяговник и Тренка стояли рядом с ним, стяг высился над шлемами воинов, как и полагается. Теперь копейный треск и вопли сражающихся доносились слева и справа: это крылья русского войска ударили по противнику.