По следам полка Игорева - [19]

– Какая разница, который из них додумался? – взвизгнул вдруг Владимир. – Бежать надо, бежать…

Князь Игорь уже догадался, что подставные вежи измыслил хитроумный предатель Кончак, однако промолчал, не желая вызывать Ольстина Олексича на бессмысленные разглагольствования. Время, им отведённое, истекает. Он поднялся со стульчика и потрепал сына по голове. Волосы Владимира, всегда пышные, кудрявые, свалялись под шлемом и шерстяным подшлемником, и острое чувство жалости пронзило князя. Он откашлялся и заговорил:

– Да, конечно. Мы поедем сейчас же, через ночь. Сколько бы их там, половцев, ни собралось, все они не поедут преследовать нас, но отберут для погони лучших конников. А с теми, если догонят, дай Бог, что и справимся.

– Правильно, княже! – подхватился Рагуил. – Мы оставим гореть костры, доломаем на топливо последние вежи, а полон оставим сидеть у костров. Свяжем и заткнём кыпчакам рты, понятно. Великому князю Изяславу удалась эта хитрость, когда он уходил от Владимирки Галицкого… И поскачем на полудень, в той стороне они нас не ждут, а уже после я выведу вас к городам на Роси.

– Зачем возиться с полоном, связывать? – лениво вмешался Святослав Ольгович. – Передушить всех косоглазых, да и усадить у костров.

– Ты либо слишком смел, княже, либо слишком глуп, – отчеканил Игорь Святославович. – И можешь не терять времени, отвечая мне оскорблением, потому что и без того, скорее всего, великие князья лишат тебя удела – если останешься жив, понятно. Отныне запрещаю и пальцем тронуть пленных. Как можно даже помышлять об их убийстве, если сами можем завтра-послезавтра оказаться в колодках?

– Лучше уж убитым быть, чем в плен, – напыщенно заявил Буй-Тур Всеволод, и брат его пожалел, что не сам это сказал. Он набрал уже в грудь воздуху, чтобы отдать приказ, когда раздался странно спокойный голос Ольстина Олексича:

– Я не удивляюсь юному Владимиру Игоревичу, но ведь ты, князь Святослав Ольгович, летами постарше и женат уже. Почему же не скажешь, что наши полки не могут убегать вместе со всеми, потому что люди и кони измотаны погоней? Нам же тогда отстать непременно и достаться половцам!

– Новое дело, – насупился Игорь. – И правда ведь…

– Что же я могу сказать ему, Ольстин? – горько вопросил Святослав Ольгович. – Что же я ему посмею сказать, если наш маленький великий князь и без того меня, ни в чем не повинного, уже возненавидел?

Игорь крякнул. Он мог бы предложить, чтобы его и Всеволода дружины отдали неудачникам своих заводных коней, однако тут же понял, что и сей благородный поступок был бы напрасен: не имея возможности на скаку переменить коня, от половецкой погони не уйдёшь. Да ещё в их родных местах, где этим детям бесовым каждый бугорок ведом.

– Да разве я зверь, а не человек? – воскликнул он. – Значит, умрём на сем поле все вместе. Что ж тут дивного для воина и мужа – в бою умереть? Авось ваши кони успеют отдохнуть до утра.

Князь Игорь и сам лёг отдыхать и в огорчении своём не увидел никаких снов, тем более вещего. Впрочем, ему удалось забыться ненадолго. В предрассветкной густой темноте князя почтительно растолкал Рагуил. Соловьи уже молчали.

– Ну?

– Думаю, тебе нужно знать об этом, княже. Коноводы путивлян пытались напоить коней дружины в Суурлии, однако наткнулись на большой отряд половцев. Попробовали подойти к речке ближе к Донцу – и там сторожи. Еле ускакали.

– Не стоило будить меня ради этой вести, старик. Половцы ведь у себя дома. Перехитрили нас, а теперь играют, как кошка с мышью. Завтра ещё больше чудес увидим.

В следующий раз князь проснулся мгновенно – будто жена Евфросиния на супружеском ложе ткнула его острым локтем в бок. Сразу же понял, где он и что ему сегодня грозит. Из полуоткинутого полога струился холодный белый свет. Князь сел, пошарил по кошме, влажной то ли от росы, то ли от утреннего тумана, натянул на голову подшлемник, затем приладил шлем.

Выбрался из шатра. Кости привычно ломило после ночёвки в железках на почитай голой весенней земле. Густой туман расползался клочьями. День обещал быть солнечным. У шатра оруженосец Михал держал под уздцы двоих коней, отдохнувшего, однако скверно почищенного Игруна и своего Серка. Князь застегнул на себе пояс со всем к нему подвешенным, пристроил меч. Подумав, расстегнул пряжку и сбросил с плеч походный войлочный плащ.

– Достань мне корзно, Михал!

Под неодобрительным взглядом оруженосца застегнул алый княжеский плащ, безбожно измятый в чересседельной суме. Да, он теперь дополнительно подставится под выстрелы из самострелов, но разве и без того не будет над ним северского стяга? И позолоченный шлем разве не будет на таком солнце на всё поле сиять?

Подъехал Рагуил, уже вполне готовый, в сопровождении своего дюжего оруженосца, теперь не отстававшего от господина ни на шаг. Тысяцкий приветствовал князя, натянул поводья и постоял молча, наблюдая, как Михал, став на одно колено, придерживает позолоченное стремя, помогая Игорю подняться в седло. Потом заговорил:

– Ворог со всех сторон, княже. Дружины пока сбираются, каждая отдельно. Я жду, что ты выскажешь свой замысел на битву, мы его с тобою обсудим, а тогда уж построим полки.